Трио с владыкой черного трона и бокалом вина

Написание этого рассказа - скорее, игра. Но получилось хорошо, красиво. Думаю, не пожалеете, если прочитаете.

---

Возвращение

Это действительно было не просто: ждать, и открывать чувства, и получить отказ… Больно. Но любая боль проходит, и гораздо лучше, если избавиться от эмоций, слить их в художественное произведение, да будут благословенны литературный жанр и литературный талант (особенно в том случае, если второе имеет место быть в действительности).

Ну, а потом… Все забывается, конечно же. Все заканчивается. Люди меняются. Все это верно. А эмоции, вложенные в наивные рассказы, остаются, и, если перечитать такой рассказ, чувствуешь так, словно бы никуда ничего и не девалось, и не прошло множество лет, и не менялся мир. Великая вещь – энергетика сильных эмоций.

---

Ты самый лучший!

Это был полный, безнадежный восторг. Я вернулась с концерта и написала вот это. А что, сдается мне, приятный сюрприз достоен такого комментария.

---

Василек

Иногда бывает, что "это не любовь", но привязанность остается и человек хорош настолько (или плох, что совершенно идентично), что о нем хочется написать. То есть не именно о нем, а как-то так, мешая вымысел и правду... В этом рассказе, собственно, так и получилось.

---

Убить лисицу!

Есть люди, с которыми невозможно общаться не только вечность, но и хотя какое-то более-менее продолжительное время. Один человек очень меня обидел. Ну, и вот последствия обиды вылились в такое вот народное литературное творчество.

---

Братья

Один из моих первых рассказов. Наивен до безобразия. Но это как раз о том, что женщины склонны влюбляться в мужчин эффектных, порочных... И что это нас так на негодяев тянет?

---

Человечек, останься

Не сразу поймешь, о чем разговор. Но, прочитав до конца, понимаешь, что размер организма - высокому чувству не помеха. Вот такой слегка космический бред.

---

Белые волки

Песня "Насти", в авторстве Вячеслава Бутусова. И вот такой славный бред получается из славной музыки.

---

Но позвольте вам напомнить, что есть еще шесть, шесть, шесть

Тема игры со светом и тьмой очень популярна не только среди меня, но и вообще. Следующий рассказик об этом и есть. Ну, и еще о том, что вполне человеческие чувства - не исключительно превелегия человека. Или кого и при каких условиях считать людьми?

---

Белая невеста

Что-то длинно все получается. Придется, наверное, предисловия писать, или анонсы. Этот рассказ я написала под влиянием песни "Алисы" "Белая невеста", собственно, так рассказ и называется

---

Бездна, которая зовет

Я смерть увидел в первый раз,

Ее величие и грязь.

М. Пушкина

Черный цвет мне не идет. Ну, то есть – совершенно. Мой образ – этакий светлый ангел. А какой светлый ангел в черном? Поэтому, когда Рози начала кашлять и слегла, я был почти уверен в том, что смерть ей не грозит. Она всегда была хорошей комедианткой и старалась привлечь мое внимание всякими неординарными штучками.

Я даже начал немного подшучивать над ней. Почему бы ей ни отбросить свои ухищрения и не смириться с обычным состоянием чувств между нами? Мы знакомы с ней очень долго, и между нами уже не держатся секреты.

Меня очень удивило, что ее не разозлило мое заявление, сделанное хоть и самым мирным и добродушным тоном, но в глубине своей содержащее колючку. Обычно Рози немедленно натыкалась на скрытые колючки, и ее бесило не то, что она наткнулась на колючку (она умела терпеть боль во всех ее проявлениях), но то, что эта колючка частенько была скрыта от всех остальных и была понятна только двоим – ей и мне.

Моя жена впервые болела так серьезно. Может быть, если бы я побеспокоился раньше, если бы она не делила со мной все тяготы моего пути, если бы она жила, как все женщины, в своем доме, и я навещал бы ее время от времени, раз или два в год, может быть, она не была бы счастлива, но она осталась бы жива.

Меня сделали эмиссаром благодаря только одному факту, был ли он великим даром или великим благословением, а, может быть, моим проклятьем, но тоже, несомненно, великим. Я имею иммунитет к любому вирусному заболеванию. Мои лейкоциты, как голодные хищники, или верные сторожевые псы, набрасываются на чужака, проникшего в мое тело, и уничтожают его мгновенно.

Я забыл, что Рози не дано такого дара. Проклятого дара, плода какой-то скрытой мутации. Когда она попала в руки врачей, этих вампиров человечества, уже ничего нельзя было сделать. Планета, убившая Рози, была самой большой моей победой, а оказалась самым большим поражением.

Я похоронил Рози в родовом склепе моих предков. Это было нелегко в наш век крематориев – содержать личный склеп. Но для эмиссара при Совете Прояснения Международных Недоразумений (старые работники знали свою организацию короче и изящней - Сопромен) нет невозможного. Я простился с Рози (мертвая, она не будет забыта мною никогда), но траур так и не надел.

Иногда я являлся на планету, как ангел, иногда – как бог, иногда – как особо знаменитый предок, но всегда я был светлым и светом своим (вечная электрическая дуга над головой, а иногда – подсветка защитного поля) звал за собой людей, к которым явился, чтобы помочь. Я работал только на планетах гуманоидов.

Порой я возвращался в склеп, и каждый раз находил тело Рози в полном порядке, как будто бы тлен и разложение не касаются ее. Она казалась бы спящей, если бы ни была мертвой. Жизнь моя, моя первая и последняя любовь, моя помощница и верный друг – Розалинда.

Никогда я не видел пользы в слезах, и только вид ее тела, не тронутого тлением, и все-таки мертвого, заставлял плакать, не пряча слез. А от кого мне было их прятать? В склепе был я – живой, и мои мертвые предки. Да еще – тело моей Рози, бесчувственное и к слезам, и к смеху.

Однажды, после очередного посещения гробницы, я решил, что если немедленно не расслаблюсь, то просто потеряю тормоза, а тогда может случиться много чего интересного. Во всяком случае, я точно уверен, что, походя, превратил бы эту планету в один большой склеп.

Я сидел в автоматическом баре, время от времени наугад набирая коктейли на клавишах. Большинство из этих смесей, сделанных из чего придется, невозможно было пить, но попадались порой смеси весьма многообещающие. Жаль, что я не запомнил, какие кнопки нажимал.

В баре было достаточно людей, но эмиссаров наконец-то научились оставлять в покое. Все мы, вследствие нашей нелегкой работы, ребята нервные и психически неустойчивые в свободное от работы время.

После того, как Слэш взорвал дом мудрого слова (современную библиотеку) лишь потому, что робот-библиатекарь показался ему чересчур любезным, а Аксель разнес на куски курортную планету, где нельзя укрыться от навязчивого внимания роботперсонала (меньше всего мы любим, когда к нам проявляют излишнее внимание), люди поняли, что нет ничего хуже, чем злой эмиссар.

И вот, я наслаждался одиночеством и экспериментировал с выпивкой, когда чей-то пристальный взгляд заставил меня обернуться. Я обернулся лениво, как-то неохотно, только потому, что меня толкал на это здравый смысл, не изменяющий мне никогда, сколько бы я не выпил.

Готов поклясться, что я где-то видел этого человека. Он был полной противоположностью мне. Я, с моими пшеничного цвета волосами и в светлом костюме (распахнутая на груди рубашка с широкими рукавами, чуть зауженные брюки, сапожки из белой кожи) казался, наверное, ангелом на отдыхе, каковым я, впрочем, и был.

Он был одет во все черное, затянут в черную кожу, которая выгодно подчеркивала все плюсы его атлетической фигуры. А минусов у нее, наверное, просто не было. Черные волосы зачесаны назад, и там закреплены, я не видел, чем.

Если бы я не был самим собой, я хотел бы стать им. Это при том, что обычно я заглядываюсь вовсе не на мужчин. Даже в баре, и даже очень пьяный. Пока я раздумывал о том, где мог видеть этого человека, явно не рядового участника сложнейшей игры под названием жизнь, и не развивается ли у меня дежа вю, следствие подпорченных нервов (у меня было много шансов их подпортить), он подошел рядом со мной.

Мало того, он протянул свою лапу в черной перчатке к кнопкам. Набрал какую-то невероятную композицию, включающую в себя шотландское виски, очищенный этиловый спирт (первейшее дело, для гурманов, конечно) и острый сок одного тропического растения с планеты Варсус. После того, как он одним глотком осушил свой стакан, я решил, что в прошлой жизни он был огнедышащим драконом.

Этим он сразу вызвал если не уважение к себе, то интерес, – несомненно. А вызвать интерес у эмиссара может только другой эмиссар. И тут я понял, кого он мне напоминал. Курт, один из лучших эмиссаров, впрочем, работал до меня. я видел его портрет в Секретной Галерее Покинувших Дело, открытой только для сотрудников Сопромена. Поговаривали, что он ушел в какую-то фирму по созданию и продаже сверхсовременного оружия.

Во всяком случае, когда он представился, я уже был готов к разговору.

- Я эмиссар. Был им и в душе по-прежнему остаюсь им. Но в Сопромене не умеют беречь людей.

- Неужели тебя достаточно поманить пальцем? – поинтересовался я насмешливо, в душе понимая, что насмешка моя пропадет напрасно.

Курт был эмиссаром на обреченные планеты, этаким ангелом смерти, а порой он и сам приводил приговор в исполнение. Он считался привычным к смерти, но это – лишь выдумки людей, никогда не видевших страдания. Особенно те страдания, которые причинил ты сам.

Курт смешал еще пару коктейлей для огнедышащих драконов, и предложил один из них мне. Я взял стакан, но проглотить его залпом было выше моих возможностей. Слишком крепко. После первого глотка мне показалось, что горло залил жидкий огонь, после второго, – что я сам – огнедышащий дракон, после третьего у меня появились слезы на глазах, а после четвертого я задышал нормально. Допив стакан, я почувствовал, что мне хорошо.

Мы выпили еще по паре стаканов, прежде чем Курт перешел к делу. Его фирме требовались не просто сотрудники, а особые специалисты. Специалисты по разрушению, или, по крайней мере, хорошие бизнесмены, привыкшие не терять сознания при общении с инопланетчиками.

Я кивнул. Конечно, специалисты, подобные нам, встречаются в мире не часто. Мы – особенные. И мы всем нужны. Но я не люблю разрушать, это – не мое амплуа. Чтобы я взялся за такую работу, меня нужно хорошенько заинтересовать. Не знаю, сумеют ли они это. Не знаю, не знаю.

Курт принял мое право на сомнение, как должное:

- Конечно, ты скажешь, что ты не заинтересован в работе с нами. Говорят, у тебя умерла жена?

Ловкий подход. Но в ее смерти виноват я, а вовсе не моя работа.

- Да. Но это не имеет никакого значения. Все мы смертны.

Курт потянулся за стаканом, потом решил, что выпил уже достаточно, и отставил стакан с выпивкой в сторону. Он не казался ошарашенным моей несговорчивостью. Мы никогда не показывали своих истинных чувств, во всяком случае, – в общении друг с другом.

Поэтому я лишь сильно сжал зубы, усилием воли поборов желание выругаться, когда он сообщил мне, улыбаясь поистине очаровательно:

- Мы были на той планете. Микроорганизмы, которые стали причиной твоей печали, не убивают. Они вызывают затормаживание жизнедеятельности. Своеобразный анабиоз. Так что ты рано похоронил свою жену, Джон. Слишком рано.

Да, когда хотим, мы можем держать себя в руках. Несомненно. Поэтому я не позволил внезапной радости отразиться на моем лице. Будь я Орфеем, я отправился бы за своей Эвридикой в Аид. И если, чтобы спасти Рози от вечного сна, придется пойти работать в фирму оружейных акул – что ж, я готов.

Курт добил меня окончательно, когда, сползя со своего высокого табурета (ну, стоит ли так напиваться?), дружески обнял меня за плечи, и прошептал в ухо (от него здорово несло перегаром, ну, да от меня, наверное, не меньше):

- Мы нашли вакцину. Если ты будешь работать у нас…

Мы заключили устный договор и разошлись в разные стороны. Придется сменить белые одежды на черные. Вот так и происходит совращение праведников. Но, космос свидетель, я готов поклониться хоть Сатане, лишь бы мне вернули мою Рози.

Мне говорили, что я превратился в чрезвычайно обаятельного слугу смерти. Они выполнили обещание, моя милая Рози снова была со мной, и сон в склепе нисколько не повредил ей. Правда, теперь я наотрез отказался брать ее с собой в командировки. Пусть живет, как нормальные женщины: хозяйка, хранительница дома, ожидающая в поход мужа-воина.

Это была роковая ошибка. Я никогда не поверю, что Рози хотела умереть. Не было у нее тяги к суициду. Она слишком любила жизнь и себя. Она была жуткая эгоистка, за что я и любил ее. Это было так глупо с их стороны – убить Рози.

Если я предал свой талант за возможность вернуть к жизни единственного человека, близкого мне настолько, что мне тяжело без него (да, да, когда тяжесть в душе, невозможно нормально жить), это не значит, что я буду вечно делать глупости.

На что они надеялись? Я потерял ее, на сей паз – безвозвратно. Я вернулся, чтобы вынуть Рози из петли, но делать что-то было уже поздно. Если я и думал в этот момент о чем-то, то только о том, что Сопромен обречен на вымирание. Ни один охранник сопротивления, ни один эмиссар не сумеет остановить меня, потому что из простого ангела бездны я превращаюсь в ангела мести.

Я не успел переодеться. Я просто не думал об этом. Черные крылья из мягкой кожи с каркасом из легкого и прочного сплава служили планером, а на спине помещался движок. Скорость не высока, но и лететь не особенно далеко. И потом, я только что вернулся с планеты, обреченной на уничтожение.

Они засекли меня за полчаса до моего прибытия, и все равно я застал их врасплох. Они слишком хорошо знают способности эмиссаров, чтобы питать какие-то иллюзии. Если мы одним усилием воли разносим на куски планеты, что нам какое-то здание?

Сначала я снял крышу. На лету. Срезал плазменным резаком дальнего действия. Она так красиво грохнулась километрах в двух от здания. Но это была всего лишь детская шалость. Я собирался не просто мстить. Я давно не разрушал просто из любви к разрушению, и решил восполнить этот пробел. И я ни в чем не виноват, это они бросили мне вызов.

Эмиссары ничем не могли помешать мне. Там было двое молодых, не умеющих концентрировать мощь мгновенно. Теперь они погребены под обломками, как и все, кто находился в здании. После того, как я вернулся домой, на месте здания центрального управления Сопромена осталась хорошо утрамбованная площадка. Хорошо бы устроить там теннисный корт. Я так люблю большой теннис!

Месть сладка. Но забыть Рози я не в силах. Она снится мне по ночам, она чудится мне днем. Первый раз я смирился с потерей, но жизнь вернула мне мою любовь. Второй раз я не смогу простить жизни предательства. Или во всем виновата смерть? Я сойду с ума, если буду продолжать думать об этом. Но о другом думать не могу. Без Рози мне не милы ни небо, ни бездна.

Эти записи я оставлю в диктофоне. Сегодня вечером ко мне придет Курт, у него есть новая работа для меня. Курт всегда выбирает для меня самые сложные и интересные задания. Но в этот раз ему придется поручить эту работу кому-нибудь другому. Меня ждет Рози. Она ждет меня, она зовет меня, она молит не бросать ее в одиночестве. Она и в смерти осталась эгоисткой, и за это я даже в смерти люблю ее. Я все равно живу теперь только ею. Рози не могла полностью владеть мной при жизни, но после смерти она владеет мной безраздельно.

Я не боюсь смерти, как-никак я – ангел бездны. У меня есть все, чтобы уйти к ней к моей девочке. Ангелу бездны смерть ближе, чем жизнь. Я слишком долго дарил смерть другим. Стоит хоть раз сделать такой подарок себе. Хей, веселая старушка смерть, я иду к тебе! К тебе и моей маленькой Рози.

---

Властительница сна

Мисс Китти - властительница сна.

Вы понапрасну ее не злите,

Очень опасна царица Китти,

Зла и холодна.

О. Авдеев

Посвящается лидеру группы “Форт Ройял” Олегу Адееву, своей чудной песней натолкнувшего меня на эту идею. Боготворю и преклоняюсь!

Сколько веков или тысячелетий из поколения в поколение передаются легенды о ней, а она все живет и слушает, как легенды обрастают подробностями, и нисколько не удивляется этому, нежная девушка из племени богов. Впрочем, о ней никто ничего не может сказать точно. А легенды - плохой источник информации, особенно - такие старые легенды.

Дальние Горы почти всегда укрыты туманом. И только раз в месяц, в полнолуние, туман уходит. Целый час горы можно видеть отчетливо. Они так же серы и скалисты. Как и все другие горы. И только одна скала, огромная, без малейших следов растительности, кажется серебряной в мертвенном лунном свете. При свете дня она должна была бы быть белой. За этой скалой находится прибежище царицы Китти. Так говорит легенда.

Дальние Горы слишком загадочны, чтобы о них не говорили. И во все времена находились смелые люди, клялись, что узнать тайну туманных гор и не вернутся домой без разгадки. Никого из этих смельчаков больше не видели. Они уходили на поиски своей судьбы и сгинули где-то. Скорее всего - заблудились в тумане и свалились в пропасть, которых в горах неменянно. Царица умело защищалась от вторжения чужаков.

Там, среди гор и тумана, было ее убежище. Бессмертная дочерь богов, для нее не было невозможного. Она могла постичь непостижимое, объяснить необъяснимое, сравнить несравнимое. Скромный титул царицы дали ей люди. Она была юной богиней, искавшей и нашедшей покой в туманных горах.

Очень скоро тихий покой материального мира наскучил юной богине, и она обратила свои взоры к нематериальному, легкому, нежному. Она познала силу мыслей и силу иллюзий. И она смогла выделить в чистом виде особый компонент, который волновал и будет волновать людей всегда. Она назвала этот компонент счастьем.

Потом она варила свои зелья, которые нельзя ни попробовать, ни увидеть простому человеку, не обладающему многослойным зрением богов. Раз в месяц она разгоняла туман, выплескивала свои зелья и позволяла им стекать с гор. Люди у подножия Дальних Гор были благодаря этому счастливы чуть больше, чем все остальное население маленькой планеты.

Царица Китти дарила людям счастье - так говорили легенды. А на самом деле прекраснейшая из цариц всего лишь избавлялась от неудачных зелий. Но в каждом из этих зелий было заключено счастье.

Если взглянуть на Дальние Горы не глазами людей, видевших лишь серый покров тумана и ничего более, а глазами, скажем, орла, парящего в лунную ночь над серебристой скалой, то можно увидеть причудливый замок из камня и серебра. Скромное убежище богини, сошедшей на грешную землю.

Джоун - так его звали, кажется. Но если люди и ошибались в имени - не мудрено. Незнакомец был замкнут и угрюм, и в разговоры вступал только в случае крайней необходимости. О нем знали только одно - он шел к дальним горам. Но именно это делало его опасным.

Джоун был высок, сложен великолепно, строен, но при этом мускулист и очень силен физически. Он вырос в племени горцев, но не был родным этому племени. Однажды горцы напали на мирный поселок у подножия горы. Младенец Джоун - только один он и выжил из этого поселка.

Его оставили в живых только потому, что собирались принести в жертву. Поблагодарить своих божественных покровителей за богатую добычу. И, несомненно, лежать бы Джоуну на каменном алтаре, истекая кровью, если бы не счастливая случайность.

Огромный белый орел-альбинос задержал свой полет прямо над алтарем, очевидно, привлеченный копошением у алтаря людей, и тень от его широких крыл упала на младенца. Белый орел считался одним из покровителей горцев, и кое-кто решил, что он явился сюда, чтобы лично испить крови жертвы. Но старый бездетный вождь, да еще и жрец по совместительству, решил истолковать это явление в другом свете.

Глядя на беспомощного младенца, он испытывал какое-то странное сожаление и нежелание отдавать добычу богам. Он стар, у него уже не будет детей. А этот здоровый, крепкий младенец мог бы стать его названным сыном и наследником. Вождь решил. Что спасет младенца, если только сможет.

Так Джоун остался жить. Более того, он стал своеобразным знаком. Боги послали его горцам, как свидетельство своего высокого покровительства. Старый вождь привязался к нему, как к родному сыну. Он рос в горах, он становился сильным, удачливым и ловким.

Красота юноши была какой-то дикой, необузданной, как драгоценный камень без огранки. Он очень ценен. Этот камень. Но только огранка может сделать ту цену заметной для всех. Светлые его длинные волосы были перетянуты кожаной лентой, голубые глаза пристально следили за всем, что происходило вокруг него, а правильные, классической формы губы чаще всего были сурово сжаты.

Он был первым в охоте, он носился по горам, как горный козел, а крался так тихо, что даже ирбис не мог бы ступать бесшумнее. Он готовился стать вождем, сменить на этом посту своего старика-отца. И он никогда не принимал всерьез легенды о Властительнице Сна.

В тот день подул какой-то странный ветер. Он летел с севера, но не был. Как прочие северные ветры, колюче-холодным. Именно этот ветер Джоун счел знаком (горцы всегда, во всех своих поступках, ищут одобрение или неодобрение богов).

У каждого человека бывает такое время, когда никого не хочется видеть, ни с кем говорить, и жизнь кажется черной дорогой, по которой нет смысла идти. Каждый человек выходит из подобного положения по-своему.

Человек в черном настроении страшен. И горцы, когда приходило такое время, уходили от племени. Уходили за силой. Силу давало одиночество. Человек - животное стадное, и одиночество - худшая мук, которую он согласен перетерпеть лишь некоторое время.

Возвращалась воля, возвращалось желание жить. Никто не выдерживал в одиночестве больше месяца. Они возвращались к племени обновленные. Познавшие мудрость одиночества. Добровольные изгнанники из жизни.

У Джоуна был любимый утес и рядом - пещера на случай непогоды. Он был молод, и порою ему надоедали простые забавы горцев и хотелось чего-то другого, о чем он не знал, и потому сформулировать своих желаний не мог.

Он спал на утесе, теплый ветер с севера овевал его, и ему не было холодно. Впервые Джоун чувствовал себя на утесе уютно и комфортно. Это было так приятно, что он уснул сразу же после того, как лег на неостывший еще со дня камень.

Сон накатился волной. Сначала ему казалось, что он - белый орел, и он летит над неведомыми горами. Потом он был барсом и несся по скалам. Его целью была скала белого цвета. Он обогнул ее и увидел дворец.

Золотые ворота отворились, и он вошел, снова приняв человеческий облик. Анфилада комнат. Проходя по ним, Джоун не уставал любоваться их убранством. Она сидела не на троне, а в глубоком мягком кресле, обитом золотой парчой. Пол был укрыт бордовыми и пурпурными коврами с затейливым узором и мягчайшим ворсом. Царица не любит излишней помпезности. И предпочитает ей комфорт.

Блестящие черные волосы укрыли ее фигурку, одетую в золотую парчу и пурпур, роскошным шлейфом. По бокам ее кресла лежали, грустно позевывая, два черных зверя. Сторожевые пантеры царицы Китти.

Она улыбнулась Джоуну, и сердце ее сжалось от этой улыбки, а потом опять заколотилось быстро-быстро, словно стремясь вырваться из груди и упасть к ногам Властительницы Сна. Кто она такая - было глупо бы не догадаться.

Джоун не вернулся к своему племени. Этот сон был знаком, и принимать его иначе было бы неразумно. В племени горцев ни одна из женщин не отказала бы ему, но разве могли эти несчастные, забитые женщины сравниться с царицей?

Дорога не так далека, когда вспомнишь, что ждет тебя встреча с царицей Китти. Случайный сон решил ее судьбу. Время то летело стрелой, то тянулось медленно и торжественно. Дальние Горы - хорошая цель для сумасшедших.

Джоун лазил по скалам, словно жизнь именно это занятие предназначила для него одного. Но цель - белая скала, была, кажется, все так же далеко. Многие опасности преследовали Джоуна в этом пути. Продвигаться по горам в тумане, почти вслепую - только особое внимание его личных покровителей спасало Джоуна бессчетное количество раз.

Однажды белая луна появилась на небе, и Джоун обнаружил, что он находится прямо у белой скалы. За этой скалой находится его цель. Цель, к которой он шел с упорством истинного горца.

Он обошел скалу. Острожно проходя по краю пропасти (в тумане его вряд ли спасла бы даже интуиция горца). Сердце Джоуна колотилось быстро, еще быстрее, еще... Сейчас он вступал в зону запретного. Что принесет ему этот путь, кроме радости увидеть царицу?

Стена перед ним выросла внезапно. Он осторожно прикоснулся к ней, проверяя, не мираж ли это. Но стена была вполне реальна. Что для Властительницы Сна материальное? Она мановением руки может создать все, что пожелает.

Горец с разбегу перемахнул через стену, и едва успел уцепиться за ее край, чтобы не рухнуть в ров с поднимающимися оттуда языками пламени. Он вскарабкался на узкую стену и посмотрел по сторонам. Ров длился не бесконечно. Можно пройти по стене и спрыгнуть.

Откуда поляна в горах? Но ведь он же во владениях Властительницы Сна. Стоит ли чему-нибудь удивляться? Он и не стал. Спрыгнул со стены на поляну и обернулся. Как и следовало ожидать: ни стены, ни огненного рва. Очень материальная. Но все же - иллюзия.

По поляне проносились бесцветные тени, так быстро, что Джоун не успевал их рассмотреть, да и не особо стремился. Его манило жилище царицы. Скорее. Скорее добраться до нее. Скорее увидеть ее, столь желанную через время и пространство.

И вдруг появился, закружил бешеный хоровод постоянно изменчивых существ. Вот они - ангельски безобразны, и тут же - демонически прекрасны. Лица и фигуры меняются так же стремительно, как и одеяния.

Он с трудом пробивался сквозь цепи танцующих. Иногда казалось, что они танцуют благопристойные танцы рая, иногда - огневую пляску ада. Но танцы, ни тот, ни другой, не увлекли Джоуна за собой. Он не к веселью стремился. А к любви. Забыв, что он вовсе не ровня юной богине.

А золотые ворота действительно были открыты для него, и он вошел, как долгожданный гость. Играла звенящая музыка, и каждый миг мелодия незаметно менялась, и невозможно было понять, когда происходят изменения мелодии, как и по какому принципу.

Гномы и гоблины в ярких ливреях расхаживали без дела по роскошным залам, ибо не было им работы, царица не терпела что-либо, поданное чужими руками, но считалось: ей, царице, не престижно без слуг.

Они кланялись белокурому горцу и стремились поскорее исчезнуть. Ибо в воздухе веяло великим колдовством, а если царица разойдется - она, не смущаясь, может уничтожить и свой замок, и своих слуг.

Царица Китти сидела в своем глубоком кресле, на губах ее играла причудливая улыбка. Ее черные волосы были убраны в прическу, которую венчала золотая диадема с рубинами. Пурпур и золото - любимые цвета юной богини.

По бокам кресла царицы лежали две пантеры в золотых ошейниках. В золото были вделаны огромные рубины, и они как бы освещали алым светом черные лоснящиеся шкуры животных.

Увидев чужого, обе пантеры приподнялись на лапах и глухо зарычали. Но царице хватило всего лишь бросить на своих стражей нетерпеливый взгляд, и они замолчали и снова улеглись. Царица приветливо улыбнулась пришельцу и поднялась с кресла. Она была не высока, но изящна. Походка ее была сродни чему-то воздушному, прямо-таки нереальному. Она заговорила, и голос ее напоминал звон родничка, и какую-то странную, изменчивую музыку.

- Я знаю, ты поймал мой сон и пришел К.: мне. Очень мило с твоей стороны, смертный.

Для нее это было всего лишь мило, а для него - дело жизни и смерти. Он склонился перед ней, резко, порывисто, а на ее лице появилось выражение брезгливости. Хорошо, что горец не видел этого выражения на ее идеально-прекрасном лице.

Она предложила гостю осмотреть свое скромное убежище, и, не дожидаясь согласия, не оглядываясь. Уверенная в том, что человек не посмеет ее ослушаться, пошла вперед. Пантеры шли рядом с ней, мягко ступая когтистыми лапами, и Джоун поспешил за повелительницей своего сердца, содрогаясь не то от страсти, не то от нестерпимого, непереносимого ужаса.

Они шли сквозь огонь, воду, камень. Казалось, что царица сама создает иллюзии, а, может быть, они всего лишь сопровождают свою царицу. О да. Китти, богиня, избравшая изгнание правлению, была достойной сменой великому богу Маре, величайшему из творцов иллюзий. Но самая яркая и самая жестокая иллюзия - сон. И в замке царицы сны оживали.

Каких только иллюзий здесь не было! Разнообразные чудовища всех возможных миров, о которых царица вспоминала лишь на мгновение, гнусный кошмар, готовый бросаться каждую ночь на свою скованную сном жертву, душа беззащитного человека.

Были здесь и ангельские фантазии в красках таких ярких и чистых, что голова кружилась от этого торжества изящности, нежности и силы. После таких снов не хотелось жить. Слишком серой и обыденной казалась необходимая повседневность.

Все эти яркие, прекрасные картины внезапно переплетаются с картинами другими, мрачными и злобными. Эти перемены вызывали в душе у Джоуна странное содрогание, как будто он прикоснулся к чему-то запретному. Грязному и жестокому. Созерцание таких картин не приносит смертному ничего хорошего.

Это были создания безумца, или же гения, но кто может понять, безумна богиня или нет? Ведь для богов еще не создали критерии безумства. По меркам людей она была безумна. По меркам людей она была гениальна. Но какое ей дело до людей, которые живут лишь миг, а она - вечность?

Они прошли весь замок из конца в конец. Царица не щадила своего гостя, она показала ему все сны и кошмары, которые порой вырывались из ее покоев и тревожили, мучили, жгли огнем. Все это обрушилось на Джоуна внезапно, беспощадно, безжалостно. И в конце пути, когда царица, наконец, обернулась, она увидела перед собой не прежнего влюбленного мужчину, а трясущегося от ужаса безумца.

Он кинулся к ее ногам и молил, молил избавить его от этого ужаса, от воспоминаний о чистоте и грязи. Эта чистота, равно как и эта грязь, не предназначена для человеческого мозга. Царица равнодушно усмехнулась, и медленно, как бы пересиливая брезгливость, коснулась его склоненной головы.

Когда Властительница Сна устает от своих занятий, она возвращается в большой зал, украшенный золотой парчой и укрытый бордовыми коврами, садится в глубокое мягкое кресло, а две верные пантеры ложатся по бокам от ее кресла, и нет стражей надежнее них.

У ног царицы ложится тигр-альбинос с совершенно белой шерстью и голубыми глазами, в которых навек застыло страдание. О, как он хотел бы, непременно хотел бы убить свою повелительницу, но пока это невозможно - он продолжает служить ей, и они вместе встречают вечность.

Царица Китти - юная богиня, все так же гениально-безумна и так же равнодушно-жестока. Ей все еще не наскучили ее занятия, и она по-прежнему выплескивает неудачные зелья, делая людей либо гениями, либо - безумцами. В общем - делая их счастливыми.

---

Странные встречи

Бывает время и место для странных, роковых, судьбоносных встреч. Встреч, которые все в жизни переворачивают, меняют, а иной раз меняют и отношение к встреченным, потому что в большинстве своем встреченные при таких необычных обстоятельствах люди не совсем незнакомцы. Или совсем не незнакомцы... Чтобы увидеть человека иначе, нужно иногда совсем не много: мимолетный взгляд в глаза, несколько слов, разделенная улыбка, какие-то особые интонации в голосе – и вот, вас связывает тоненькая нить взаимопонимания, и только от вас зависит, дальше произойдет с этой тоненькой ниточкой.

Я стараюсь не обрывать резко такие случайные связи. Наоборот, бережно храню память о них. Всегда интересно узнавать что-то новое, особенно о давно знакомом человеке. Чувствуешь себя причастным к его жизни, получая доверие как редкую награду, заслужить которую непросто. Данное таким образом доверие не предают. Впрочем, кажется, я и так давно уже никого не предавала. Даже тех, кто, на мой взгляд, вполне этого заслужил. Ну их, сейчас о подобных личностях думать не хочется. Встречи вспоминаются приятные и принесшие удовольствие.

После таких встреч люди становятся ближе. Просто обычные люди, знакомые мне не слишком хорошо, не родственники, не друзья, могут стать дорогими и незаменимыми. Некоторые при этом не несут боли. Некоторые несут. Но все равно, я больше радуюсь людям, так странно ставшим мне близкими, чем огорчаюсь из-за их поступков. Огорчения вообще проходят очень быстро, если о них не думать (наверное, раньше мне просто нравилось страдать ни из-за чего, а сейчас я повзрослела и это прошло), а память о радостных событиях остается надолго.

---

Об изяществе и брутальности

Сегодня - о красоте, изяществе, умении вести себя. Танцы очень сильно меняют взгляд на мир. А когда я вижу, что человек ведет себя грубо, брутально, намеренно по клоунски только потому, что его предшественник был тонок, изящен, и ему никогда не превзойти того, первого - становится печально. Но это его выбор и его решение, не так ли? Все равно, нет ничего прекраснее изящества и грустной томности, и никакая брутальность, никакая пошлость их не заменят.

---

Дневник, это...

Странно, что я вообще решилась на такой эксперимент. Электронный дневник - вовсе не то же самое, что обычный, запертый в тумбочке, который кроме тебя никто не видит. Что ж, посмотрим, какие мысли и чувства я доверю этому дневнику. Может, и выйдет толк.