Звезда

[serdtceLoki]

Наверное, это было не очень честно – писать про него такое. Не по-фанатски… Не по-человечески… Только вот мое отношение к этому человеку далеко от фанатских. Оно очень и очень неплохое, но… Другое. В общем, получилась вот такая вещь… Жестковатая и не совсем умная, на самом деле, как мне сейчас кажется. Что ж теперь…



Он взглянул в зеркало и взъерошил волосы. Кто-то осмеливался утверждать, что он звероподобен, но он не пресекал этих слухов. Обычный мужчина, в котором больше от животного, чем от цивилизации. Больше самец, чем интеллектуальный и чтящий законы индивидуум. И он был таким – самец на сцене, самец в жизни, самец в постели. И он нужен был всем именно таким.

Тонкие губы его искривила усмешка. Сегодня все будет, как всегда. Любимая гитара будет пылиться в углу, а он выйдет на ярко освещенную сцену, перед микрофоном он заведется и снова станет самим собой – в большей степени самцом, чем человеком, и глупые журналисты снова напишут, что он кривляется на сцене и проповедует культ насилия.

А он ничего не проповедовал. Не собирался он ни с кем делиться своей властью. А культ насилия он не проповедовал, потому что был настолько великолепен, хорош и обольстителен, что все, что хотел, получал без малейших усилий со своей стороны. Он вел себя естественно, так, как подсказывала природа. Его природа, никогда не ошибающиеся гены хищника.

Он знал, как все будет. Так, как всегда. Спокойно и естественно для него и экстатически бешено для тех, что придут на него посмотреть. Они приходят посмотреть на него, как будто он зверь в зоопарке! Он заведет их с первой же песни и превратит из личностей в толпу. А толпой так легко управлять.

Когда он на сцене, он наслаждается своей властью, он играет с толпой, а они готовы идти за ним куда угодно, как быки на бойню. Наивные, глупые людишки – среди них нет личностей. Они все – потенциальная толпа. Личность – он. А он – на сцене. Он ведет их.

Администратор заглянул в гримерную, предварительно вежливо постучав. Напомнил, что через пять минут зал взорвется выкриками и аплодисментами. Его публика не привыкла ждать. Но это тоже не их заслуга. Это он так приучил их.

И, все-таки, выйдя на сцену, он сразу почувствовал: что-то не так, словно кто-то сильный следил за ним из зала. Он стал более пристально наблюдать за толпой, пытаясь определить, откуда идет сила, но ощущение было странным, не очень четким. Что-то мешало ему действовать так, как всегда.

Он пел. Пел и тянулся к той силе, пытаясь определить ее источник. Найти своего соперника и потом действовать по обстоятельствам. Заглушить эту силу, или помочь ей разгореться еще больше? Раньше перед ним таких вопросов не стояло. Раньше он просто не встречал никого настолько сильного.

Он чувствовал что-то совершенно новое, необычное, и понимал, что его опыт здесь бессилен. Могла бы помочь интуиция… Но и она – плохой помощник в том, что ново настолько. Он не смутился, не смешался, внешне он оставался таким же, как прежде, только немного более настороженным, да его взгляд стал чуть более пронзительным, словно теперь он хотел увидеть то, что почувствовал.

А толпа бесновалась, не чувствуя настороженного внимания, и зондировать такую толпу трудно до безнадежности, но обладатель силы был с этой толпе, и уже одно его присутствие нервировало обладателя силы на сцене, как дикого зверя нервирует прямой взгляд в глаза, до высшей степени бешенства.

Он едва-едва закончил концерт. Общение со зрителями, с вечно обожающей его стаей не приносило ему в этот раз удовольствия. Игрок номер икс, находящийся нынче в зеле, занимал все его мысли и не давал сосредоточиться на песнях. К чертовой бабушке! Как бы хорош ни был этот игрок, зачем он показался звезде?

Но вот, концерт закончен, Звезда удаляется к себе в гримерную, дабы прийти в себя после пережитых волнений. Скажем, выпить чего-нибудь горячительного, успокоиться, привести себя в норму. А потом это неожиданное ощущение позыва чужой силы исчезнет, и все будет, как прежде.

Но покой почему-то не приходил. Алкоголь не притупил чувствительность суровой знаменитости, а еще больше усилил ее, да к тому же добавил галлюцинации: звезде казалось, что источник его тревоги был все ближе и ближе. И хотя бояться было нечего, а тревога возникла от непонимания, сам язычник оценил свое теперешнее состояние, как неудовлетворенное. Тот, кому раньше страх был не ведом, не может признать появившееся опасение за нормальную реакцию, это естественно.

Он переоделся в теплый уютный халат и уселся в кресло, остывать после концерта. Машина должна прийти только часа через два, а пока он побудет в добровольном заточении, в этой гримерной, в которую, он надеялся, не сумеют прорваться журналисты. Конечно, порой с ними довольно интересно поболтать, но сегодня ему что-то не хотелось разговаривать с этими борцами со и коллекционерами душ.

Не то подействовало спиртное, не то – просто спокойное сидение и взгляд в никуда (или внутрь себя?), но знаменитость наконец успокоилась и облегченно вздохнула. Как у всякого человека с ярко выраженным художественным вкусом и большим талантом, у нее было художественное воображение. Даже, судя по всему, слишком яркое воображение. И именно оно стало причиной мнительности.

Правда, раньше звезде не приходило в голову анализировать происходящие с ним изменения. Все страньше и страньше, все тревожнее и тревожнее. Именно тогда, когда звезда авторитетно доказал самому себе, что носитель силы появился в зале случайно, или пришел его послушать просто так, а не с какой-то определенной целью, в дверь постучали.

На его лице тут же возникла недовольная гримаса уставшего от жизни человека, уже поднесшего пистолет к виску, когда ему что-то помешало наконец-то расстаться с так ненавидимой им жизнью. Голос его был чрезмерно высокомерен, и в нем сквозило раздражение:

- Войдите.

Дверь тихонько скрипнула и открылась, пропуская пришельца. Вернее, пришелицу. Это была изящная девочка, наверное, непонятно как нашедшая его поклонница. Эти чертовы самки прекрасно чуют лучшего из самцов и идут по следу, как хорошие гончие. Он поинтересовался, лениво развалившись в кресле и даже не думая вставать навстречу гостье.

- Ну, что Вам нужно, юная леди?

«Юная леди» усмехнулась, понимая, что кумир молодежи, сам уже не молодой, а потому, в силу опыта, суровый и циничный мужчина, должен был подумать о ее довольно позднем и не предусмотренном им визите. Сказала спокойно, с нотками нежности в голосе:

- Захотелось посмотреть на тебя поближе. На сцене ты слишком красив. В жизни так не бывает, обычно.

- Не бывает? А, может, я исключение! – Усмехнулась скандально известная знаменитость, понимая, что девчонка права.

Да, из зала не видно появляющихся уже морщинок, и не видно того, что улыбка у него не веселая, а усталая, и на самом деле он не такой, каким его видят фанаты, и не такой, каким его изображает братия, промышляющая скандалами. На самом деле он хуже, намного хуже.

Она усмехнулась, склонив набок голову с изящной прической (странно, что он не может, почему-то, определить ее возраст). Это почему-то раздражало, и ее слова:

- Можно, я тебя сфотографирую? – Он почему-то воспринял в штыки:

- Ты что, журналистка? Журналистам сюда вход заказан.

Она понимающе улыбнулась. Она слышала о его взрывном характере и ужасном нраве. Конечно, слухи были немного преувеличены, но, несомненно, он мог быть очень противным, когда хотел.

- Я не журналистка, и не надо понапрасну злиться! Я, можно сказать, сестра тебе. А у тебя на лице вечный отпечаток силы. Это так красиво и так благородно!

Сила? Он знал свою силу, она была велика. Но теперь он, наконец-то, почувствовал и исходящее от нее тонкое излечение. Сестра по силе, ну, конечно же! Девочка пришла к нему и умудрилась его заинтересовать. Но она не знала, не могла знать, конечно, он не говорил об этом ни в одном интервью, и ни один журналист не мог додуматься до подобного, что братьев (и сестер!) по силе он не любил, пожалуй, даже больше, чем бесцеремонных самочек и журналистов. Услугами вторых и третьих он по необходимости пользовался, услугами первых же – никогда.

Раньше, когда он был молод, и узнал, что богато одарен не только Парками, но и какими-то другими, менее безобидными властителями судьбы, и эти властители требуют платы за свои необычные, но очень нужные дары, он не удивился. Тогда это казалось ему справедливым. Теперь, между прочим, он думает точно так же.

Тогда он был более цивилизован и доверчив, жизнь еще не разъярила его и не подарила жестокого опыта. Светлые братья по силе уговаривали быть с ними, а когда он не давал сразу своего согласия, – проклинали. Он был сильнее, их проклятия пропадали всуе, а он считал, что незачем уподобляться светлым и тратить силы на низменную месть.

Но со временем он стал таким, каков он теперь, и хоть, конечно, очень лестно увидеть в этой девочке собрата по силе, это свидание следует прекратить как можно скорее и для ее, и для его (самое главное – для его) пользы. Он поднялся с кресла, и, подойдя к двери, открыл ее:

- Видите ли, прекрасная леди, - с чего это он заговорил с ней на «Вы», ведь он гораздо старше нее, по сравнению с ним она совсем юная, - мне хотелось бы пообщаться с Вами подольше, но, поймите меня правильно, я не хочу долго общаться с собратом по силе, кем бы оный ни был. Поэтому позвольте пожелать Вам всего хорошего. И прощайте.

Она, кажется, вовсе не была удивлена его холодным приемом. Мило улыбается, склонив голову:

- Ну, зачем ты так? Ведь ты же такой любопытный. Рано или поздно ты захочешь узнать, зачем я приходила. Так не лучше ли рано?

Он отрицательно качнул головой и указал на дверь. Все ясно, мэтр удовлетворен разговором и просит собеседницу уйти. Она поняла его, не стала спорить с его решительностью. Нежно улыбнулась и вышла. Не сразу, правда. Обернулась, на прощание встретилась глазами с взглядом звезды, словно маня его за собой, улыбнулась. Он усмехнулся ей вслед. Нет, юное поколение, все-таки, позволяет себе чересчур много. Конечно, в ней есть сила, и, со временем, эта сила будет развиваться. Но он бы, будь он так же молод, как она, не решился так запросто явиться к мэтру, коллеге по силе.

Во сне звезде приснилась эта девочка. Он сидел на краю мраморной купальни, вода приятно холодила ступни, а мрамор – все тело. Он был совершенно обнажен и наслаждался водой, солнцем и ее танцем. Она танцевала перед ним полуобнаженная, ослепительно-желанная, наконец, он не выдержал, рванулся к ней... И полетел в пропасть. Проснулся язычник в холодном поту. Но, вместе с тем, то был такой сладостный сон…

Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы понять, что предсказание девочки сбылось – свое любопытство ему не обуздать. Это было странно и неприятно, хоть и очень интересно. Но выход в данном случае был один. Раз не удается победить любопытство, нужно утолить этот информационный голод.

Поиски в чужом, незнакомом и враждебном городе (пуританский городишка, он ни за что бы сюда не поехал, если бы его не убедил организовывающий гастроли менеджер, мужик понимающий и с характером) – задача нелегкая. Но именно с поисками звезда справился прекрасно. Его вела сила. Сила этой девушки.

Они встретились в парке. Он шел, словно прогуливаясь, а на самом деле – прислушиваясь, и в мозгу у него словно вспыхивали огоньки индикатора: «Прямо. Налево. Снова прямо. Уже близко». Это было незнакомое, неприятное ощущение. Он не мог смириться с подобным, но и противопоставить ему пока было нечего.

Она ждала его. Встретила его появление нежной улыбкой, в которой была самая капелька горделивости. Как-никак, а язычник явился к ней собственной персоной. И даже не в астральном теле. Он приветствовал ее и подумал, что это не любопытство, а нечто большее. Или же совсем-совсем другое.

Что она хотела от него? Ничего, всего лишь узнать получше. Он такая знаменитая личность, ей лестно будет с ним пообщаться. Конечно, если он не хочет, она не будет настаивать. Разговор получился состоящим. В большинстве своем, из намеков. Он понимал, кивал, и, наконец, пригласил ее к себе. А что еще оставалось ему делать?

Он готовился к этой встрече спокойно, уверенно, так, как шел по жизни. Проверил свои мысли и улыбнулся: все в порядке, он уверен в себе и своей правоте. В данное время он может позволить себе быть правым. Если все пойдет по его сценарию, его жизнь не очень сильно изменится. Он не может бросить свою паству. Ни ради кого.

Эта встреча стала их последней встречей. Он слишком любил себя, чтобы позволить играть собой женщине. А она пыталась играть им при помощи силы. Был последний бокал вина, последний поцелуй, горячий и страстный. Она пыталась сопротивляться, но скоро оставила эти глупые попытки. Он мог бы насладиться ей, как обычно наслаждался женщинами, но сейчас он хотел не этого. Он хотел освободиться от нее, и для этого была только одна возможность.

Она лишь тихо вскрикнула, когда он вонзил ей нож в спину. По самую рукоятку, не скрывая свою злость. Она чересчур вольно обращалась с мэтром, чтобы он позволил ей остаться в живых. Его покой возвращался к нему вместе с уверенностью. Убийство? Ничего страшного. Она сама виновата. Она ведь знала, что он не такой, как все, и все-таки посмела попробовать свою силу на нем. За что и поплатилась.

Все, это был конец. Завтра он снова выйдет на сцену и будет петь, и его поддержит энергия тех, кто верен ему, кто не может жить без него и его песен. И все будет в порядке, потому что никогда больше он не почувствует в зале силу, перечащую его собственной силе.