Смерть, данная красотой

[serdtceLoki]

Человек, который послужил стимулом к написанию рассказа… Красив. Талантлив… Я никогда не хотела бы его ни в друзья, ни в любовники. Без личной выгоды он предает легко и свободно, а что такое личная выгода в общении? Пока человек нужен тебе – он твой друг, а нет – можно выбросить знакомство в мусорное ведро, как старую ветошь. Даже странно. Я так к друзьям не отношусь. Ну… Рассказ, правда, совсем про другое. Почитайте.

Когда он очнулся, его глаза не увидели света, нос ощутил отвратительный запах, рот – вкус крови, уши услышали звон цепей, а руки и ноги почувствовали прикосновение железных кандалов. Ему было холодно. Где-то неподалеку капала вода и он понял, что ужасно хочет пить. А еще он подумал, что с ним что-то случилось. Какая-то неприятность.

Кандалы почти не давали двигаться, место где его заточили, было сырым и холодным. Он подумал, что, оставшись здесь еще на сутки, рискует подцепить воспаление легких, и тут же с ехидным смешком подивился своей наивности. Он же находится во власти Ордена Охраны Нравственности и почти наверняка будет приговорен к смерти. Зато можно не бояться воспаления легких.

Он помнил, кто он и почему оказался здесь. Он помнил, что послужило толчком тревоги для Ордена Охраны Нравственности. Он принес в жизнь свою идею и теперь поплатился за дерзость. Но, как бы дело не обернулось, все таки он сделал это и теперь он улыбался, думая о том, что жизнь была прожита не напрасно.

Потом он, кажется, уснул, а разбудил его свист бича и боль. Он вскрикнул и открыл глаза. Зажмурился и снова открыл их. Он по-прежнему был в кандалах и прикован к стене. Но теперь его темница была освещена горящими факелами и он мог разглядеть ее. Серые каменные стены, по одной из которых сочится вода. Он слышал ее журчание. Так вот откуда сырость в этом подвале! Хорошо хоть, что его приковали к сухой стене.

Боль снова обожгла его и он с трудом повернул голову в ту сторону, откуда пришла боль. Перед ним с энергетическим бичом в руке стояла женщина. Она была не высока ростом, очень хорошо сложена, одета в высокие, выше колен, сапоги, кожаные облегающие штаны и кожаную куртку с огромным вырезом. Черная кожа была усажена стальными шипами. Под курткой у нее ничего не было и от этого она казалась безумно соблазнительной.

Он поднял глаза на ее лицо и замер. маленькие нежные губки, сурово сжатые, курносый вздернутый нос, полные праведного гнева зеленые глаза. Зеленые, как изумруды, из которых он выточил листья и стебель для своей Розы. Листья, стебель и шипы. А еще у нее были встрепанные рыжие волосы. И вся она напоминала ему Розу. Его величайшее творение.

Она рассмеялась, приписав его дрожь страху перед бичом:

- Ты боишься! Все, кто попадает сюда, боятся. Боятся смерти, несмотря на то, что смерть неизбежна.

- Кто ты? – спросил он. Тон его вопроса заставил ее повнимательней взглянуть на осужденного. Высокое стройное тело, нежные руки с тонкими пальцами, никогда не знавшие грубой работы, зеленые глаза, пронзительные, тревожащие. Черные густые волосы ниже плеч. Он был на, но не испытывал по этому поводу какого-то видимого смущения. Знал, что жить ему осталось не так уж много. День. Самое большее – два. Орден Охраны Нравственности быстро приводит приговор в исполнение.

В ее ответе сквозило горделивое презрение:

- Я дева Ордена. Я приведу в исполнение приговор. Что ты желаешь – петлю, кинжал, яд? Мы позволим тебе умереть быстро и безболезненно.

- Дева Ордена? – в его голосе звучала насмешка. Он, казалось, вовсе не был напуган предстоящей смертью. Она вспыхнула и взмахнула бичом. Он закусил губу и дернулся от боли:

- Я что-то не то сказал? В чем моя вина?

- Вот твоя вина! – дева указала в пространство позади себя. Он пригляделся и улыбнулся. Там, на грубо сколоченном, потемневшем от времени и грязи столе, накрытая колпаком из чистейшего горного хрусталя, стояла в алмазном стаканчике Роза. Его Роза.

Он делал ее десятилетие. Головка полураспустившейся розы была выточена из огромного рубина, обошедшегося ювелиру баснословно дорого. Стебель, шипы и листья были сделаны из изумрудов. Каждый день, закончив основную работу, он брал самые острые свои инструменты из чистейшего алмаза и принимался за Розу. День за днем. И так – ровно десять лет.

Когда работа была закончена – он понял это сразу. Чистота и точность линий была совершенной и ему нечего было добавить. Он создал величайшее сокровище на земле. И он показал его людям, зная, что, возможно, Орден не примет его шедевра. Уж слишком нежной и прекрасной получилась Роза. Но он создал ее и должен был показать людям, как совершенна бывает Красота.

Его губы осветила мягкая улыбка. Он тихо спросил, переведя взгляд с Розы на рыжеволосую деву:

- В чем мое преступление? Я показал людям Красоту!

Она расхохоталась, пронзительно, истерично:

- Ты показал людям свою непомерную гордыню. Ты вознамерился стать творцом! И что теперь? За то, что кто-то любовался лживой красотой твоего творения, и ты, и оно заплатите гибелью. Сначала – ты. А потом – она! – дева взглянула на Розу и губы ее искривила издевательская усмешка.

Он подумал о том, что Пламенная Дева подобна Пламенной Розе, созданной им. О, если бы он встретил ее немного раньше и не здесь!

- Ты не веришь в то, что говоришь, дева Ордена. Красота не умирает с гибелью творца и творения. Она лишь расцветает более, приняв эту жертву. После меня придут те, кто сможет показать Красоту в еще более совершенном виде. И когда-нибудь орден не сможет совладать с ними. И они победят.

Дева слушала его, презрительно улыбаясь, но где-то в глубине ее глаз нашло приют изумление. Никто в цитадели смерти Ордена Охраны Нравственности не смел разговаривать так с Пришедшей исполнить Приговор. Все они смертельно боялись и готовы были отречься от всего, только чтобы сохранить себе жизнь.

Откуда было знать ей, маленькой жестокой злючке, радость создания и, что, когда становишься творцом, невидимые крылья вырастают за спиной и все желания исполняются. Смерть за столь краткий миг торжества? Ну что же, за все в этом мире нужно платить, а смерть – она неизбежна и несет с собой не зло, а покой.

- Ты ничего не добился, творец! Твое творение не надолго переживет тебя! Таких красок нет в природе, ты лгал доверившимся тебе! Такая красота нереальна!

- Но я создал ее, дева и она стала реальной. Когда на нее падает солнце – она еще более прекрасна. При свете факелов не видно всей ее красоты. Те, кто видел ее, никогда не забудут. Память о ней будет жить.

- Зачем тебе память, если ты сам будешь мертв? – выкрикнула она ему в лицо, задыхаясь, бесясь все более от его странного спокойствия и улыбки. Он взглянул в ее глаза, пылающие зеленым огнем, и проговорил тихо:

- Я дал людям Красоту, я принес ненормируемую Красоту в наш ограниченный мир. И не мне решать, какую цену платить за это.

Она выронила бич, глядя в его глаза. Он не боялся ее и не собирался просить о пощаде. Он знал, что умрет, и знал, что пощада невозможна. Он нарушил закон Ордена. Он принес в их серый мир Красоту.

Она спросила, словно борясь с собой и не понимая, что с ней происходит:

- Как бы хочешь умереть?

- Я предпочту яд. Но раньше – ночь с тобой, о прекраснейшая из дев!

Она залилась краской и замахнулась на него. Но в ее руке теперь не было бича и он расхохотался, понимая, как слаба она против него. Она ударила его по лицу, а он продолжал хохотать, и даже удар бича не смог остановить его хохот. Он не был безумен, просто он одержал свою победу и теперь торжествовал.

Рыжеволосая дева Ордена долго и растерянно смотрела на хохочущего мужчину, и вдруг присоединилась к его смеху. Он был обнажен и она сумел оценить его достоинства. У них была впереди еще целая ночь, и лучше коротать ее в любви, чем в богопротивных разговорах с самозваным творцом. Она взяла ключ от его кандалов и произнесла, все еще улыбаясь:

- Хорошо, ты получишь, что просишь. Твоя смелость стоит того.

Она освободила его от кандалов и он шагнул к ней. Она не отпрянула, а, напротив, потянулась к нему. Под курткой у нее действительно ничего не было, а вскоре он с изумлением убедился, что она и в самом деле была девой. И он проклинал себя за насмешки над ней. А она проклинала себя за свою внезапную слабость. Они оба почуяли утро, как хорошие гончие суют дичь. Она провела ладонью по его волосам:

- Утро. Приговор должен быть приведен в исполнение.

- Как жаль, что я теряю тебя, едва найдя. Но ты служишь Ордену и должна выполнить возложенную на тебя миссию.

- Мне будет нехватать тебя, творец. Я буду жалеть о твоей гибели. Но тебе пора уходить.

Она налила яд в бокал и подала ему. Он принял бокал из ее рук, его рука не дрожала. Попросил:

- Открой ее. Я хочу посмотреть на нее в последний раз.

Она поспешно двинулась к столу и подняла хрустальную полусферу. Рубиновая роза заискрилась неземными красками. Он взглянул на нее и вздохнул, переведя взгляд на Огненноволосую Деву:

- Она совсем как ты. Такая же гордая и хрупкая. Ты и она – самое лучшее, что было в моей жизни. И я умираю счастливым.

Он поднес к губам бокал с ядом и осушил его одним глотком. Это был быстродействующий яд. Она смотрела, как он умирает, и ее слезы капали на Розу. И от этого казалось, что Роза в утренней росе, на самой заре своего распускания. Рубиновая роза, которая никогда не увянет. Рона видела, как прекрасна роза на солнце, но в тот же миг, когда она это увидела, опустился тяжелый молот, превративший хрустальную полусферу в осколки, розу – в рубиновую и изумрудную пыль. Убиты были, согласно закону Ордена, тот, кто претендовал на звание творца и его творение. Она знала, что никогда не забудет красоту, что принес в мир творец-ювелир, ибо изящество и строгость очертаний, полыхание солнца в рубине – то, что было разрушено грубым молотом, тончайшая работа десятилетия, навечно запечатлелась в ее памяти. И еще она знала, что ребенок, который родится у нее, когда-нибудь принесет Красоту в этот мир.