Ваш новый фаворит

[serdtceLoki]

Было написано после бала в Новосибирске. За вдохновение я должна быть благодарна в первую очередь Сове.

Я не слишком люблю столицу, и нисколько этого не скрываю. Должно быть, именно благодаря этому факту столичная знать всегда так рада видеть меня на своих балах и прочих увеселениях. Прямо мне этого не говорят, но я знаю (слухи же не спрячешь), считается, что мое появление на любом развлечении света делает его в глазах столичной знати вполне удавшимся. Очень уж редко у меня случаются подобные приступы общения, и еще реже – в столице.
В тот раз мне просто некуда было деться. В мои обязанности вменялось сопровождать двух юных девиц, приехавших из наших отдаленных краев покорять столицу, и я добросовестно выполнял при них обязанности сопровождающего и частично няньки. Многие из старых знакомых удивлялись такой необычной сговорчивости, в обычное время мне вовсе не свойственной. Объяснение для такой сговорчивости, конечно же, было очень простым: отец милых крошек в свое время оказал мне неоценимые услуги, а даже маркизы иной раз склонны отдавать долги в меру своих сил и возможностей.
И вот, я отдавал долги. Я водил девочек везде, где было хоть что-то интересное для их молодых глаз и умов, но, конечно же, все показанное им мною не могло затмить главного события, ради которого мы сюда и явились: ежегодного королевского бала. Именно здесь девочки впервые явят себя свету, и свет, посмотрев на них, решит, блистать ли им на балах фаворитками, или оставаться серыми провинциалками, как бывало со многими неудачливыми девицами, у которых нет ни особенно звучного имени, ни больших денег. У дочерей моего благодетеля виконта тоже не было особых связей и богатства. Зато у них был я.
То есть девочки этого еще не оценили. Им, конечно, нравилось, что их сопровождает в столицу приятель отца, взрослый мужчина, элегантный и знатный, и, к счастью, они еще не успели наслушаться всех слухов, которые ходили обо мне в столице. И то сказать, что у нас в горах считается нормальным и простительным поведением, здесь, в столице, выглядит почему-то вызывающим, эпатажным, иной раз просто недопустимым… Ну, правда, Черным Маркизом меня прозвали лишь отчасти потому, что я предпочитаю черный цвет в одежде, и, сдается, даже вырядись я во все белое, прозвища моего это глупое действие не изменит.
Итак, моя экстравагантность, загадочность и умение танцевать делали меня желанным гостем на любом приеме. Эти же качества, да еще слухи о моей бесконечной холодности (и о моем богатстве, заработанном чернокнижным искусством, что было… пожалуй, не совсем абсолютной ложью) делали меня желанной дичью в глазах столичных красавиц, стремящихся сделать выгодную партию. Но я по-прежнему оставался холоден, хоть и изысканно учтив с дамами, приберегая руку, сердце и богатство для той, которую еще не встретил, но которую, я верю, обязательно встречу.
Я и мои спутницы без труда получили приглашение во дворец, на королевский бал. Хотя бы потому, что раньше я на королевских балах не бывал ни разу, хранила меня судьба от подобного не слишком полезного времяпровождения. Ну, или не судьба. Дела были, очень важные дела, не терпящие отлагательств и перерывов на развлечения, даже если эти развлечения приравниваются к проявлению дворянином верноподданнических чувств. Я мог прожить без того, чтобы пресмыкаться перед королевской семьей, ведь мне ни нужны ни титулы, ни деньги, ни влияние. Первое и второе у меня и так есть, а третье… Ну, хорошо, признаюсь, у меня есть способы повлиять на человека посильнее, чем королевская милость или немилость.
Собственно, мы так и планировали, чтобы прогулка по столице закончилась королевским балом. Если после бала у моих спутниц все еще останутся пыл и силы, мы продолжим их знакомство с этим красивейшим и порочнейшим городом, но до той поры еще нужно дожить. Пережить бал, которого Анжелика и Мари-Аньез, мои милые спутницы, ждали с таким нетерпением. И вот, наступает вечер, напялены шикарные наряды, подана карета – мы отправляемся в королевский дворец. На был. Танцевать и веселиться. Почему я не нахожу много удовольствия и веселья в том, чтобы общаться с придворными хлыщами и их расфуфыренными дамами? А общаться придется. Я же, все-таки, ни так себе, мальчик из провинции, а известный своей неповторимостью Черный Маркиз.
Да, пожалуй, наше появление было достаточно эффектным. Я, весь такой неповторимый, в черном (для разнообразия в белой рубашке, и, опять же, белый атлас отлично гармонируем с черным бархатом), сопровождаю двух прелестных девиц, одну в зеленом, а другую в фиолетовом платье. Надеюсь, моя показная строгость достаточно оттеняла их юную жизнерадостность. И, конечно же, все стразу обратили внимание на моих спутниц. Раз уж сам Черный Маркиз…
Первый танец я танцевал с Мари-Аньез, а после и Анжелика тоже не обходилась без моего внимания. К чести девиц отмечу, что очень скоро мое внимание стало им без надобности, они оказались окружены кавалерами, купались в их внимании, предоставив мне заниматься своими делами. А я, будучи оттеснен от этой веселой юной жизнерадостности, признаться, даже слегка заскучал.
Ощущение скуки… Совсем не новое. Мне никогда особенно не нравились балы и приемы. Развлекаться на подобных собраниях можно, в основном, двумя способами: бесконечно танцевать, или попытаться найти себе нескучного собеседника и провести время за разговором. Я танцевал, один танец за другим, каждый раз приглашая другую даму (естественно, если дело не касалось опекаемых мной красавиц-сестер), а в перерывах между танцами слонялся по парадным залам дворца, открытым для гостей, разглядывал обстановку, в который раз дивясь хорошему вкусу оформления (для королей, как правило, не свойственен хороший художественный вкус).
Как выглядит король – я представлял. И даже портрет видел королевской четы. А вот лично встретиться не довелось ни разу. Не так уж часто я бывал в столице, а в королевском дворце и вообще в первый раз оказался сегодня. Его Величество наверняка тоже был слишком занят делами государственными, чтобы искать со мной встречи из праздного интереса. А из не праздного… Сдается мне, король был одним из тех счастливых людей, которые никогда не будут нуждаться в моих услугах.
Король был человеком сильного обаяния, и обаяние это применял в мирных, практически, целях – хотел, чтобы подданные его любили. Подданные же преклонялись перед обаянием и мудростью своего правителя (во всяком случае, их придворная часть), и старались всяческими способами выразить свои чувства к обожаемому монарху. Так у короля обстояли дела с государством. А личная жизнь… Что ж, и там у него было получше, чем обычно бывает у королей.
Супругу свою, королеву, Его Величество не любил. Была она женщина не шибко красивая, излишне полная и склонная к чрезмерным аскетизму и набожности. У короля, впрочем, хватало проницательности, чтобы оценить в королеве ясный ум и он советовался с ней по государственным вопросам, нисколько этого не скрывая, даже заявлял иной раз, что нашел в Ее Величестве истинную поддержку и опору, женщину, с которой смог наконец-то разделить тяжесть короны.
То есть тяжесть короны Его Величество делил с королевой, а постель – с королевскими фрейлинами, и прочими юными милашками, которых во дворце всегда хватало, и которые только и мечтали о подобной чести… Ведь сам король обратил внимание, снизошел… Итак, королева получила уважение супруга и делила с ним тяжесть короны, а ее фрейлины оправдывали свое существование тем, что делили с королем тяжесть постели. Таким образом все были более-менее довольны сложившейся ситуацией, и делали вид, что ничего особенного не происходит, обычный династический брак, который оба супруга используют к собственной выгоде.
Признаться, я не слишком верил в то, что говорили о короле доброжелатели: это человек высокого обаяния, который, при всей свой любви к власти (ему, знаете ли, нравилось быть королем) был человеком с прозрачной, чистой душой, не омраченной вселенским злом. Он бывал гневен, как любой, но не жесток, веселился, иной раз, как ребенок, и ценил людей, умеющих его развеселить, но при том и милости, и наказания раздавал вне зависимости от своего настроения, предварительно хорошенько обдумав, к чему приведет принятое решение.
Портрет получался красивенький, ничего не скажешь, а вот живой человек из этих славословий что-то не вырисовывался. Власть портит – это аксиома, и тот факт, что Его Величество чувствует себя на своем месте, любит свою корону и свой трон, ничего, по сути, не меняет. Ну, любит, да… Власть же, а не людей. Государь он хороший, а когда разговор заходит о человечности… Сомневаюсь, очень сомневаюсь, что наш король и в самом деле такой идеальный, как о нем говорят.
Хотя… Может быть, он и в самом деле та светлая душа, как о нем говорят. Одного взгляда в голубые глаза мне хватило, чтобы поверить в это – мы танцевали итальянский танец, и лишь на мгновение встретились глазами и ладонями – но этого мне хватило, чтобы попасть под его титаническое обаяние (я – натура не из слабых, меня не так просто подчинить своей воле, скорее, даже невозможно, но иногда я позволяю себе тянуться вслед душам сильным, будь они хоть возвышенные, хоть озлобленные и полные жестокости, если мне кажется, что общение с обладателем такой души будет мне полезно).
Его Величество едва заметно кивнул мне, как старому знакомому, я ответил ему более глубоким поклоном, в соответствии с этикетом, и мы разошлись, каждый в сопровождении своей дамы. Вот и познакомился с королем. Только я знаю, что это король, а знает ли король… Оказалось, знает. Слуга принес мне записку, в которой значилось, что Его Величество рад видеть меня на балу и желает предоставить сне аудиенцию завтра… Хорошо хоть, не сию минуту. Аудиенция, надо же. И что, спрашивается, этой светлой душе могло понадобиться от чернокнижника? Все у него есть, чего люди обычно желают: власть, почести, деньги, женщины. Любви, быть может, настоящей нет, но таковая для монарха, скорее, в горе, не в радость.
Правда… Что я знаю о жизни королей? С кем они говорят, кто и почему вызывает у них интерес. Мне о короле рассказывали достаточно, чтобы меня взяли большие сомнения в правдивости рассказанного, так, может быть, и ему… Хотя, что можно обо мне рассказать, и зачем? Не велика птица – Черный Маркиз. Нет, сегодня я думать об этом не стану, а завтра и так все станет ясно… Очень на это надеюсь.
Я издалека поклонился Его Величеству, всем своим видом показывая, что понял, польщен, буду непременно, жду с нетерпением… Правда, я не юная девица, чтобы уж так надолго привлечь внимание Его Величества, но все равно, выразить признание и нетерпение монарху лишним не будет, наоборот, придворным этикетом подхалимов приветствуется.
Хотя обычно я человек терпеливый, забавы ученого терпению учат быстро. Да и завтра – это уже, можно сказать, сегодня, ночь перевалила за полночь. Воспользовавшись тем, что танцы прервала какая-то очередная фривольная игра, до которых так были охочи придворные, я покинул бальную залу и пошел прогуляться, сейчас, для разнообразия, без опекаемых мною девочек, которые обе давно отыскали себе кавалеров поинтереснее, а, главное, незнакомых.
Я бродил по драпированным тяжелыми тканями переходам и раскланивался с такими же, как я, гостями, проигнорировавшими игру. Кто-то из моих знакомых, практически не бывающих в столице, а потому становящихся время от времени очень смелыми, сказал про такие игры, что играть в них нет смысла, потому что всегда возможны лишь два исхода: либо король выиграет, либо король будет очень недоволен. Ну и какой исход игры предпочли бы лично вы? Вот то-то же.
Однако я совсем отвлекся. Лично мне королевская немилость не грозила, и еще долго не будет грозить, надеюсь. Напротив… Но не будем забегать вперед. Я думал не о милости короля. Я думал о том, как вернусь домой, в свои горы, к незаконченным опытам, недочитанным книгам, недописанному манускрипту. К старым знакомым, с которыми не нужно изображать из себя светского человека и шарахаться от их жен и дочерей, дабы они не подумали, что проявляю к ним излишнее внимание, и не вообразили себе невесть что.
Конечно, совсем не обращать внимания на женщин неприлично, поэтому… Но что-то я стал уставать от постоянных игр в флирт. Старею, что ли? Так вот, я встретил ее в одном из переходов, он шла неспешно, как будто все время мира было к ее услугам, и смотрела на роскошь дворца презрительно… А вот это показалось мне странным. Здесь все оформлено действительно богато и роскошно, да еще и со вкусом. Я редко любуюсь чужими интерьерами, но здесь действительно было, на что посмотреть и чему поучиться.
Я откровенно старательно поклонился встреченной даме и думал уже отвернуться, когда заметил в ее глазах удивление, смешанное с… недовольством, или высокомерием. Похожее выражение в глазах у людей, когда кто-то в их присутствии делает вещи, почти (но не до конца) непозволительные. Но… Тогда возникает вопрос, что же я сделал не так. Потому что… Я не чувствовал за собой никакой вины. Дама, кажется, прочитала у меня в глазах вопрос, повела плечами и ответила, хотя вопрос не был задан вслух:
- Нет, нет, ничего особенного. Мне тоже не всегда нравится выполнять все положенные формальностями процедуры, и я не вижу большой беды в их отсутствии.
После того, как она заговорила со мной, уйти было бы не вежливо, и я поддержал начатый разговор:
- Сударыня, если я допустил какую-то ошибку, то это было сделано ненамеренно, и я прошу простить мне мою провинциальную неловкость. – Голос мой полон смирения, а глаза изучают собеседницу. Не очень молода. Не сказать, чтобы красавица, но шарм в ней есть. Она явно заботится о своей внешности, следит за собой.
- Это слова уверенного в себе мужчины. Такая редкость в наше время. Как Вам нравится во дворце? Вы не скучаете? Всем довольны? Порой здесь все уныло, скучно и фальшиво, несмотря на красивое внешнее обрамление. – Она величественно повела рукой, указывая на чудесные драпировки, ковры и прочие украшения, во множестве присутствующие в залах дворца.
Я пожал плечами. Надо же, придворная дама и подобная прямота… Не слишком-то вяжется.
- Я не большой любитель светского общество, хотя о собравшихся здесь сегодня, если меня спросят, на всякий случай буду говорить: более блистательного общества мне уже давно не доводилось наблюдать. Самое забавное, что это будет правдой, ведь я, мизантроп и бука, вообще редко когда снисхожу до общества.
Женщина весело сверкнула глазами:
- Какое, все-таки, приятное знакомство можно свести во дворце. Значит, общество, хоть и блистательное, Вам не слишком по нраву. А что Вы думаете об отдельных людях?
- Каких именно людях? – Осторожно поинтересовался я. По тону и лицу ее не скажешь, но, может, у этой женщины именно такой способ заигрывать с кавалерами? И оскорбить ее не хочется, но еще меньше хочется дать ей повод подумать обо мне, как о добыче…
- О короле, его фаворитках, королеве-жене и королеве матери… - Уф… Это скорее пахнет проверкой на лояльность, чем заигрыванием. Ну что ж, коли так, побеседуем. Я человек свободный, свой долг по отношению ко своим юным спутницам выполнил, скучать им здесь не дадут, а когда еще мне попадется такая интересная собеседница… Что-то подсказывало мне, что эта женщина рассказа о моих тонких наблюдениях в сфере высшего общества за нелояльность не примет.
- Я попробую удовлетворить Ваше любопытство, но давайте прогуляемся, я еще не все здесь видел. – Я протянул даме руку, и она подала мне свою:
- Что ж, пойдемте. Если хотите, я покажу Вам интересные места в этом дворце.
Я хотел. Прошло совсем немного времени, и я понял, внезапно, что мне хочется бесконечно идти рядом с этой женщиной, рассказывать ей о чем-нибудь, выслушивать ее очень разумные ответы или комментарии, смотреть на интерьеры, к которым она подводила меня и слушать, как она рассказывает об устройстве дворца. Это было очень странное чувство, радость, удовольствие от общения с приятной собеседницей… И уж она-то точно не вздумает на меня поохотиться… Если только я не дам ей к этому повода. Очень серьезного повода. Я слегка пожал руку своей спутницы:
- Вы не устали беседовать? Пойдемте танцевать!
Она вздрогнула, как будто подобное предложение показалось ей чем-то неприличным… А, быть может, все дело в том, кто зовет ее танцевать? О том, что такая женщина не любит или не умеет танцевать, я не думал. Надеюсь, она не откажет мне в моем порыве, а то буду тут стоять дурак дураком… Наконец, моя спутница кивнула:
- Пойдемте. А поскольку я танцую далеко не все танцы, что нынче танцуют на балах, надеюсь, Вы позволите мне самой выбрать…
- Конечно. Сколько угодно.
- И еще. Вы рассказали мне о короле, королеве, юных фрейлинах, готовых на все ради своего государя, но я ни слова не услышала о королеве-матери.
Ох, и далась же ей эта королевская семейка! Как будто больше в этом мире говорить не о чем. Я ответил со вздохом:
- А что я могу о ней сказать? Я слышал, что королева-мать не любит шикарных развлечений, устраиваемых сыном, и под любым предлогом старается их избегать. Я ее не видел, поэтому ничего не могу о ней сказать, кроме двух вещей: разумная, значит, женщина, раз не хочет просто так время переводить, и положение ее при дворе достаточно стабильно, раз она может себе это позволить.
Моя спутница рассмеялась:
- Исчерпывающий ответ. Ну, что ж, на нет и суда нет. Пойдемте танцевать.
Мы вернулись в танцевальный зал и не расставались до конца бала. Мне было все равно, что окружающие как-то странно на нас поглядывали… Неужели мужчине можно увлечься женщиной много моложе себя, а женщиной старше – никак? В высшем свете никак не разберешь, что хорошо, а что дурно, не стоит особенно и стараться. Она уходила первой. Я спросил, робея (неужели я еще способен когда-то робеть):
- Смогу ли я увидеть Вас снова?
Она улыбнулась. Кажется, моя внезапная пылкость показалась даме забавной:
- В жизни может приключиться все, что угодно. Почему нет. До свидания.
Я церемонно раскланялся и проводил свою пассию глазами. И в самом деле, жизнь может столкнуть нас в самый неожиданный момент. Бал закончился, теперь нужно забрать девочек, отправляться домой и как следует выспаться, ведь завтра мне предстоит встретиться с королем. По чести сказать, все в мире приемы у различных монархов я променял на одну-единственную встречу с женщиной, о которой ничего не знал, даже имени… Но я так чувствовал, и спорить со своими чувствами было глупо.

К королю я явился в назначенное время, надев на лицо маску пополам из сосредоточенности и улыбчивости. Вполне вероятно, что августейший монарх хотел бы видеть во мне определенные черты характера, но я не знал, какие, и не мог ему подыграть. Поэтому решил создать образ, максимально схожий с моим реальным, чтобы потом не ошибаться и не перестраиваться. Ну, а про короля и свои профессиональные услуги, как несочетаемое сочетание я уже, кажется, говорил.
Его Величество был мил, любезен, ничуть не кичлив, что показывало его с хорошей стороны – он не настолько зазнался, чтобы играть во всемилостивейшего монарха, когда в этом нет большой необходимости. Я был вежлив, сдержан, предупредителен, но не лебезяще подобострастен, как королевские придворные, и, надо полагать, этим выгодно от них отличался.
Мы славно беседовали не о чем и немного – о политике, когда в двери приемного покоя прошествовал мажордом и завопил (немелодично, зато громко):
- Ее Величество королева-мать!
Я, было, поднялся, чтобы уйти и не мешать встрече сына и матери, когда Его Величество добродушно улыбнулся, с едва скрываемым выражением удовольствия от тонкой, хорошо разыгранной шутки:
- Останьтесь. Думаю, матушка рада будет Вас видеть.
Пришлось покорно кивнуть и остаться слушать жеманное квохтанье престарелой королевы. То есть я так думал около полуминуты, пока в двери не вплыла, с очаровательной улыбкой на лице, моя вчерашняя знакомая. Она подошла к сыну, нежно поцеловала его в макушку, затем развернулась ко мне, подала руку:
- Ну вот, я же говорила, в жизни может произойти все, что угодно. Надеюсь, Вы рады нашей встрече?
Так вот почему, когда мы танцевали, придворные бросали на меня такие странные взгляды. Я выбрал одну из самых титулованных партнерш для танцев. Что ж, тем лучше. Это будет даже красиво – не таить от дамы так внезапно вспыхнувшие чувства. Я церемонно поклонился:
- Я очень рад нашей встрече. Теперь, если меня спросят о королевской семье, я честно могу сказать, что пребываю в бесконечном восторге от королевы матери.
О чем еще я могу сказать? Теперь я гораздо больше времени провожу в столице и в королевском дворце. Ходят слухи, что король советуется с чернокнижником о каких-то важных и тайных делах, и мы с Его Величеством не пресекаем этих слухов, потому что оба очень любим его мать.