Весь мир и новые коньки в придачу
Это было давно. Да что было-то? Несколько взглядов и мысль, которая, как известно, не материальна, а потом был написан рассказ… И это – все. Иногда такой мелочи довольно, чтобы получилось неплохо. Ну, ми любимая славянская тематика… Возможно, все избито и по-женски. Я тут слышала, что женщины – плохие писатели. Может быть потому, что слишком много эмоций. Ну… Что получилось – то получилось.
читать дальше
Владыке Мира: слишком молод, слишком зовуще хорош, слишком жарок. Хочу тебя и не хочу. Но кое-что ты все же заслужил. Возьми.
Отшумел буйством красок и песен праздник Солнцеворот. Люди постепенно отходили от недавнего веселья. Жрецы и их ученики прибирали капища. В праздник каждый стремится принести жертву богам, а жрецам надлежит следить за порядком в святом месте, и чтобы жертвы да крады приносились правильно, как боги заповедали. В праздничный день все боги получили жертвы, даже Чернобог крови напился, не человечьей, правда, скотьей.
Человеческие жертвы Чернобогу приносят, только если людям грозит огромная беда и другие боги не в силах от нее защитить. Чернобог же от всякой напасти защитит, если только его кумир человеческой кровью напоить. Давно уже такого не случалось и, боги дадут, не случится еще долго. Но совсем обходить вниманием Чернобога – тоже негоже. Он бог не добрый, не благой, коли обиду затаит – ни Сварог, ни Даждь ни спасут. Да и сам Белбог то ли сдюжит, то ли нет. Никакой охоты это проверять ни у кого не было, вот и приносили Чернобогу жертвы наравне с другими богами, добрыми и благими.
Пронзительно взвыли рога. Трубы поддержали их своими голосами. В хор вступили цимбалы и гусли. Никто не слушал музыку. Все смотрели на высокое крыльцо княжеского теремца, откуда должны были появиться молодые супруги, лишь вчера волею Перуна соединенные – князь и княгиня. Последние звуки смолкли, как только распахнулись тяжелые створки дверей теремца. Князь и княгиня ступили, как полагается, на крыльцо рука об руку.
Князь был в алом и золотом, темные волосы его украшал золотой венец с само-цветными камнями огромной цены, на чеканном золотом поясе висел короткий меч, рукоять которого тоже была изукрашена самоцветами, но победнее. Золотым шитьем сияла одежда князя и невысокие остроносые сапожки с чуть загнутыми вверх носами. Был князь прекрасен и величественен. Еще более – рядом с молодой женой.
Княгиня была одета в голубое с золотом. Различных тонов синего тонкий газ покрывала укутывал ее темные волосы, заплетенные в косы, сверху на покрывале – золотой убор, такой же, как у князя, но поменьше, что, впрочем, на качестве и вели-чине камней нисколько не отразилось. Двигалась княгиня уверенно и плавно, вполне сознавая силу своей тонкой звенящей красоты.
Молодую чету приветствовали криками одновременно приветственными и по-хабными. Княгиня смутилась, легкой краской залилось ее лицо, а князь так просто откровенно расхохотался. Подбадривающие выкрики доброжелателей были князю ни к чему, сам знал, как обихаживать молоденьких красоток в постели. Да и княгиня, на диво, оказалась не такой уж робкой и застенчивой. Может и правду люди говорили.
Князь и княгиня постояли на высоком крыльце теремца, послушали выкрики толпы и снова вернулись в сонную зыбь княжих покоев. Здесь князь будет разбирать государственные дела, творить справедливые законы, что ждут его, княжьего, приговора. Княгиня будет сидеть подле, сначала с рукодельем, умиленно глядя на своего погруженного в дела супруга, затем – качая зыбку с первенцем, а потом – лаская и приголубливая по очереди других своих детей, и малых, и уже подросших. Князь и княгиня оба молодые, здоровые, сколько у них еще малышей народится!
Вечером был объявлен пир в большом теремце, званы все важные люди госу-дарства, бояре, да купцы побогаче, поименитее. Всем, всем хотелось взглянуть на Сердомилу, жену Солояра. Многое говорили о молодой жене князя. Говорили, что она приворожила владыку своей красой да лаской, и вовсе она не божья дочь, люди добрые, а самая натуральная ведьма. Горе земле нашей, ведьму князь за себя взял.
Родилась у двух белокурых, голубоглазых супругов странная дочь – волосом – черна, глазами – зелена, брови – вразлет, губы – словно две вишенки нежные. Назвали дочь Сердомилой, стали растить в холе и неге, оно и понятно: единствен-ная дочь, и отец и мать всегда приголубят, подарком наградят. Соседи поговарива-ли, что не их это дочь, не могла у простых людей такая зорька родиться. Это Перун послал им в утешение свою доченьку. Тогда и прозвали Сердомилу Перуницей. А она и на это имя откликалась, ей что? Хоть горшком назови…
Травница-ведунья присмотрела Сердомилу себе на смену. Учила ее всему, и травы показывала, и наговоры рассказывала, и ворожбе кой-какой обучила, светлой, из тех, что богам угодны. Стала бы Сердомила ведуньей, профессия почетная и уважаемая во всех землях, да случилось недавно проезжать мимо князю со свитою. Дружинник Воломир, телохранитель князя Солояра, постучал в ближайший дом и попросил воды испить. Вынесла Сердомила ковшик воды Воломиру, а вспыхнуло огнем сердце Солояра. Никогда он такой красоты не видывал, а уж сколько невест перебрали бояре, все не могли князю угодить.
Сошел князь Солояр с коня да двух своих дружинников сватами вперед себя послал. Что было делать родителям Сердомилы? Сам князь руки дочери просит. Да и сама дочка не прочь за князя идти, красив Солояр, статен, молод. Великий воин, мудрый правитель. Соединили служители Перуна князя и Перуницу. Появилась княгиня у народа.
На свадьбу подарил князь Сердомиле третий маленький теремец. Княжий терем состоял из семи теремцов, перейти из одного в другой можно поверху – крытой галереей, или понизу – по устланному брусчаткой двору. В центре – большой теремец, где тронный зал объединен с пиршественными покоями, вокруг него – шесть теремцов: два маленьких и три чуть поболе – за оградой, а один – личный, княжий – впереди, с высоким крыльцом, выходящим на широкую площадь. Два маленьких теремца стояли по бокам княжего, а три средних стояли за большим теремцом, в глубине огромного двора, обнесенного высоким острым частоколом.
В большом теремце накрывали столы к пиру, в малом теремце княгиня прибира-лась на вечер с помощью служанок и сенных девок, а в княжьем теремце Солояр блаженно раскинулся на высоком резном стуле из красного дерева, мечтая о будущем. Князь был счастлив. Впервые за многие годы он был действительно счастлив и не боялся своей судьбы.
Вилимир вошел неслышной поступью, тихонько, чтобы не потревожить князя. Был княжеский телохранитель задумчив и мрачен. Печаль не шла к его лицу – лицу настоящего воина, готового за своего князя и в бой и в Пекло само, к Ящеру в руки. Смуглое лицо воина пыталось претендовать на непроницаемость с легкой примесью задумчивости, сияющие прозрачной голубизной глаза затуманились нелегкими думами. Но как ни тихо шел Воломир, князь его услышал.
Поднял голову, взглянул в потухшие глаза соратника:
- Что ты, братец, не весел? Ведь праздник сегодня.
- Праздник. – мрачно согласился Воломир.
- И что же ты не радуешься, остолоп?
- А чему радоваться, твоя светлость? Праздник-то у тебя.
- Уж не завидуешь ли ты мне? – брови князя грозно сдвинулись к переносице, тонкие губы превратились в ровную полосу. Воломир едва заметно качнул головой:
- Чему завидовать, твоя светлость? Ты же знаешь, есть у меня невеста, Милоли-ка.
Да только та Милолика по сравнению с Сердомилой выглядит совсем невзрач-ной. Нашел себе жену князь, другой такой по всей Руси ищи – не найдешь, а дружиннику своему оставил выбирать из тех, что поплоше. Ему и такие сойдут, женой на весь свет на хвалиться. Князю, князю положено брать все самое лучшее.
Пир был хорош. Князь с княгиней сидели во главе стола – почет и уважение вам, гости дорогие. Воломир сидел неподалеку от князя, все так же печален, сам не знал, отчего. Почти ничего не ел, только вино тянул из глубокой чаши. Нечаянно взгляд княгини задержался на лице Воломира. Он взглянул ей в глаза своими голубыми глазами и улыбнулся. Княгиня вздрогнула и отвела взгляд.
Знает Сердомила, что хороша. Знает, что желанна. И все же удивилась тому, как захотелось до бесконечности смотреть в эти голубые глаза, дрожа и краснея. Захотелось потянуться и рукой коснуться его смуглой щеки. Из-под прикрытых ресниц смотрела княгиня на княжьего телохранителя и сама себе поражалась. Ведь то, что прошло сейчас пред ее мысленным взором – это невозможно, немыслимо.
Она любит своего князя. И всегда будет любить его. Этот сумасшедший вечер кончится и Воломир больше не посмеет смотреть на нее таким дерзким взглядом. Не посмеет так улыбаться супруге князя. Солояр, словно прочитав мысли своей жены, поднялся из-за пиршественного стола:
- Мой верный соратник и телохранитель печален нынче. Я же хочу, чтобы всем было хорошо и легко в этот день. Воломир, возьмешь ли ты в жены свою Милолику с княжьего соизволения?
- Да, князь.
Воломир протянул руку стройненькой девушке, одной из тех, что чинно застыли за троном княгини, она с улыбкой вложила свою нежную руку в его мозолистую ладонь. Княгиня гневно сверкнула очами: “Бесстыжая! Какую змею пригрела я на своей груди!”. При чем здесь Милолика? Она просто хочет быть счастливой, хочет соединиться с любимым. Как княгиня. Ой ли?
Ночной порой, после пира княгиня пробралась на капище и пала на колени перед кумиром Перуна:
- Они все говорят, что ты – мой настоящий отец. Они все называют меня Перу-ницей. Так помоги мне. Избавь от сомнений. Избавь от страданий. Помоги не оступиться. Молю тебя об этом, если я хоть сколько-то тебе дорога.
Она не получила ответа. И все равно стала как-то спокойнее, словно ответ был, тот, что ей нужен , но она просто не услышала его почему-то.
Однако если и услышал Перун мольбу Сердомилы, то внимания на нее не обра-тил совершенно. Милолика, суженная Воломира, весь день была рядом с Сердоми-лой, в ее свите. Что бы ни делала княгиня, рядом с ней всегда вертелась пестрая стайка девушек, из дочерей вельмож или других каких людей, близких к государю. Ясно, что княгиня не могла отказаться от услуг своих молоденьких компаньонок, а Вилимир то и дело мимолетом заскакивал повидать свою суженную. Жрецы обещали соединить их после Купалина Дня.
Вот и нынче – девушки сидели за рукоделием, а княгиня, подустав, отложила пяльца и рассеянно поглаживала рыжую кошку, почти не замечая ее довольного мурлыканья. Милолика, вспыхнув, вскочила – явился Воломир. Княгиня демонстра-тивно вздохнула, кивнула ей, что уж там, поди к любимому, ждет ведь, к тебе пришел. Пришел-то Воломир к Милолике, да только отчего тогда не спускал глаз с княгини? Кошка, обиженная невниманием хозяйки, выскользнула из-под ее равнодушной руки и направилась к Воломиру. Взобралась ему на плечо, раскину-лась лисьим пушистым воротником, заурчала радостно. Княгиня подняла глаза на пришельца:
- Верни мне мою кошку, Воломир.
- Для тебя все, княгиня. Как ты скажешь – так и будет. – с этими словами Воло-мир снял кошку со своего плеча и отдал княгине, прежде проведя рукой по пушистой рыжей спинке. Вроде бы и ничего недозволенного не сделал, а сердце в груди княгини огнем загорелось, как будто не кошку, а ее коснулась ласковая рука воина. Славно так. Вот он, запретный плод, бери и ешь. А поделать с этим княгиня ничего не может. Как и всякий человек, над чувствами не властна. Может одно – не показывать, что ее волнует этот прекрасный русоволосый гигант с по-детски открытыми голубыми глазами. Это она может, значит, так и будет продолжать, пока что-нибудь не произойдет и не освободит ее от этого бремени излишней симпатии.
Всего три дня оставалось до полнолуния. В этом году полнолуние совпало с очередным летним праздником – днем Ивана Купалы. А ночь, что будет накануне Купалина дня, все будут праздновать по своему. Парни да девки будут играть в горелки, прыгать через костер, плести венки да искать папоров цвет. Княжеской чете, если следовать заведенному порядку, тоже нужно, пока молоды да сильны, отдать дань празднику, повеселиться, порадовать богов своей красой да ловкостью.
Поэтому красавица княгиня Сердомила была немало удивлена, когда князь произнес, взяв в свои могучие ладони ее нежные лапки:
- Нынче, сердце мое, тебе уж придется без меня праздник встречать. Зовут меня на границу, срочно.
Княгиня было заартачилась:
- Не хочу без тебя праздновать. Посижу одна, пока не вернешься, от меня не убудет.
- Да нельзя, милая! Проложено князьям веселиться в праздник, как и всем про-чим, кто мы такие, чтобы отцовы традиции рушить? Я уж поеду, а ты тут не вздумай тосковать да скучать. Не хочешь же ты навлечь гнев богов на наших людей?
Гнев богов княгиня на свой народ навлечь не хотела, поэтому ответила, глядя нежно в глаза князя:
- Все будет, как пожелаешь, государь мой.
Князь хотел было что-то сказать, но в это время отворилась дверь, вошел Воло-мир.
- Коня оседлали, княже. Может, не поедешь никуда? В канун этого праздника вся нечисть сил набирается, как бы чего дурного не случилось.
- Нет того гада, что смог бы меня в полнолунье одолеть. Ты вот княгиню береги, случиться что – головой мне ответишь.
- Неужто опять один поедешь, князь? Ведь опасно одному! Не ровен час что случится!
- Прежде не случалось, и теперь не случится. Что я, дитя малое, чтобы нянькой за мной ходить? Сколько лет уж мы вместе – а все время одно и то же, никак понять не можешь, что я вовсе не беззащитен. Княгиню береги, не забудь, да прощай. Ден через пять назад буду. Да веселитесь, как положено, ясно вам?
Княгиня и Воломир смиренно склонили головы и ответили, что все им ясно. Не было смиренье ни у одного сильной чертой в характере, но против князя идти – кто бы смог? На то он и князь, чтобы воля его была с волей богов равной, чтобы преступить его волю было не только страшно, но и вовсе невозможно, ведь князь, защита и опора, коли ослушаешься его да он о том проведает – как потом жить? Вот и стараются не гневить князя, не противиться его воле.
Уехал князь ближе к вечеру. На крыльцо теремца вышла вместе с ним княгиня, проводить. И долго еще стояла Сердомила на крыльце, глядя вдаль, задумавшись о злодейке судьбе, что так неосторожно толкает друг к другу двух хороших, по большему счету, людей. Только возлюбленный супруг мог удержать княгиню от сумасшествия, но вот – князь уехал, а она осталась наедине со своими сомнениями, со своей болью. Впрочем, что уж, разве так слаба княгиня, так безвольны ее поступки? И с этой бедой справится, осилит ее, ничего…
Одно плохо, похоже, Воломир приказ князя беречь свою супругу воспринял серьезно. Чересчур серьезно, на вкус княгини. Даже в теремце, где она занималась рукоделием в окружении девок, не отходил от нее ни на шаг, а что будет, когда в лес пойдут, костры жечь да хороводы водить? Зачем ты испытываешь терпение своей дочери, громовержец Перун, зачем подвергаешь сомнению ее верность? Ничего не ответил владыка Руси, боги – они вообще не слишком разговорчивы, когда дело касается смертных. А может и не дочь она вовсе Перуну, мало ли что люди говорят…
Милолика, глядя, как ее суженный вокруг княгини вьется, призадумалась, губки надула, глазами сверкает недобро – это что же, люди добрые, происходит, совсем милый с ума сошел, ни на шаг от княгини не отходит, словно пес цепной… Обиделась, конечно, не без того. Княгиня только плечами пожимает: приказ князя Воломир не нарушит. Да и нельзя сказать, что княгине было неприятно внимание молодого воина. Не каменная же она! Так что подумала княгиня и решила смиренно принять все происходящее. Против судьбы все равно не пойдешь, как бы ни была хитра…
Купалину ночь каждый празднует, как придется. Поначалу, правда, костры палят, прыгают через пламя, показывают свою удаль да силу, венки плетут, в воду бросают, всех духов воздушных, земных, водяных да огненных приветят, чтобы жить со стихиями в мире и дружбе, насколько это возможно. А после начинается игра в горелки, парень с девушкой. Где догонит парень девушку – там они под кустиком и прилягут до утра, хорошо, мол, парень, бегаешь, получай награду. А не догонишь – тебе же хуже, придется одному ночь проводить. Есть еще чудаки, папоров цвет ищут, никак не уймутся. И даже рассказы о нечисти, которая собирается будто бы вокруг цветка невиданной ужасающей стражей, не могут унять жаждущих чуда.
Княгиня все ритуалы обязательные старательно выполнила, чтобы боги не гневались на ее леность да неохоту. А в догонялки играть – это девичья забота, мужней жене этого не положено. Потому решила княгиня по ночному лесу побродить, полюбоваться его таинственной прелестью. В такую ночь можно и с берегинями поговорить, и с лешим, да и русалки не обидятся на любопытную женщину. Главное – знать, как подходить к лесным обитателям, а Сердомилу ведунья всему обучила, княгиня это умеет.
Только не успела Сердомила в лес уйти – сзади ветка хрустнула, словно крадет-ся за ней кто-то. Кто-то? Это Сердомила могла о приказе князя забыть, а его воин все помнит. Обернулась княгиня:
- Не прячься, Воломир, я тебя слышу.
Воломир показался из-за дерева, скромно опустив глаза – мол, не по своему желанию следом шел, княжескую волю выполнял. Да только неловко ступил, запнулся о неприметный сук, лежащий под деревом. Извернулся, упал ловко, как кошка, только не так удачно. Оцарапал руку у плеча, на смуглой коже выступили капли крови. Княгиня ойкнула, подскочила, схватила за руку:
- Что ж ты так, Воломир…
Воломир медленно поднялся, держа в своих руках руки княгини. Улыбнулся своей по детски нежной улыбкой:
- Все со мной в порядке, княгиня.
- Все ли? – спросила она ласково, даже и не делая попытки отстраниться от Воломира.
- Сердце вот только болит почему-то. Не понимает, глупое, что княгиня – не пара княжескому телохранителю.
- Да, не пара… - печально согласилась княгиня и вдруг неожиданно слизнула я плеча Воломира начавшие застывать бордовые капли. Его кровь была на вкус солоноватой и ароматной, как старое выдержанное вино. И сразу же реальность ушла куда-то, запреты утратили свою силу и во всем мире не осталось никого кроме княгини и княжеского телохранителя. Бродящие по лесу люди, если и наткнутся на эту парочку – решат, что юноша и девушка отдыхают здесь после длительного бега. Никто не станет рассматривать влюбленных в лицо – зачем… Раз уж они встрети-лись здесь - значит, так было угодно богам.
Из густого подлеска смотрел на них зелеными сияющими глазами огромный черный волк. Смотрел и не мог отвести глаз, и вздыхал тяжело, прямо как человек, и уже собрался уйти, но не мог, не мог, и продолжал следить, и хотелось огромному оборотню поднять морду к полной луне и завыть, завыть громко, тоскливо, чтобы все знали, какое у него горе – его женщина предпочла другого, не дождалась, не смогла…
Около полуночи княгиня освободилась от объятий возлюбленного, вскочила. Он изумленно смотрел на нее:
- Что ты?
- Пойдем искать папоров цвет. Теперь самое время.
- Откуда ты знаешь?
- Я не знаю, я – чувствую. Пойдем, не бойся, со мной тебя никто не обидит.
Сердомила сама не понимала, как вырвались у нее эти слова. Зато была свято уверена в правдивости каждого слова, произнесенного в этом своеобразном трансе. Она шла уверенно, словно кто из лесной нечисти взял княгиню за руку и вел – к папорову цвету, тайне, которая так редко раскрывается простым людям.
Шли они не долго, зато такими тайными тропами, которые один Воломир и не заметил бы даже, даром что воин и следопыт хороший. Поляна раскрылась перед ними внезапно, будто из одного мира в другой ступили – ничего не было, только темный лес вокруг, и вдруг – поляна. Собравшаяся в круг разнообразная нечисть с любопытством смотрела на пришедших – что, неужели цветок отвоевывать будете? Будь Воломир один – он бы, наверное, испугался и отступил – уж больно страшны были эти существа, как один – странная пародия на человека, и ни один на самом деле на человека не похож. Но сейчас с ним была княгиня – женщина, которую он всем сердцем полюбил, лишь только взглянув на нее, которая оказалась рядом в роковую ночь и не устояла, сдалась перед силой его любви... Воломир решительно двинулся к кусту папоротника, вокруг которого собралась нечисть. Те зашипели и придвинулись поближе к охраняемому сокровищу, готовясь защищать цветок от незваных пришельцев.
Сердомила решительно подняла руки, пошла в сторону нечисти:
- Прочь отсюда! Именем отца моего, Перуна!
Это было рискованно. Это было очень рискованно, ведь она посмела заявить такое во всеуслышанье. Мало ли что там говорили о том, что она Перуница. Перун не замедлит покарать дерзкую, если слова ее не соответствовали истине. А если Перун и пощадит по какой-то странной случайности маленькую дурочку, возом-нившую себя его дочерью, нечисть не пощадит обоих. Как страшно они оскалили клыки, как злобно рычат…
Черной молнией бросился волк между нечистью и княгиней. И нечисть отступи-ла. А перед княгиней вспыхнул белый свет, яркий до рези в глазах… Она знала, кто стоял рядом в облике волка и сердце ее разрывалось от боли. Все мужчины княжьего рода становились волколаками, только мужчины, женщинам это было не дано. Родятся сыновья у княжьей четы – и они будут оборачиваться в ночи полнолунья волками и рыскать по лесу. Перед силой этого, невероятного и страшного знания отступило все – и события проходящей ночи, и боль любви княжьего телохранителя, обжигающая огнем, пьянящая сладким крепким вином, осталось только знание и цветок папоротника – искристая звезда в самом центре куста.
Сердомила не думала ни о чем. Бегом рванулась к цветку папоротника мимо растерянной, шарахающейся от нее нечисти… И упала, словно на стену налетев, в двух шагах от цветка.
- Что со мной? Ну почему!!!
Голос ответившего ей был похожим на звук боевого рога, но ласковым:
- Ты не человек, дочь моя. Тебе не дано коснуться этой тайны. Это могут только люди. Обычные люди, без всяких тайн…
Глаза появившегося рядом с княгиней седовласого мужчины в боевом облаче-нии насмешливо сверкнули, он смотрел на Солояра. Волк-оборотень не был обычным человеком. Затем Перун обернулся к Воломиру:
- Иди. Этот подарок приготовлен для тебя. Только уж реши сначала, чего ты хочешь. А то с желанием можно здорово ошибиться.
Воломир медленно подошел к распустившемуся волшебному цветку. Протянул руку и цветок оказался в его руке. Боль прошлого и сладость недавней победы кружили ему голову. Прочему Перуница досталась князю? Чем сам он хуже? По крайней мере от него, Воломира, эта женщина не родит волчат. Может, именно эта мысль придала ему смелости настолько, чтобы выкрикнуть:
- Не хочу быть слугой. Чем я хуже? Хочу сам занять его место!
Черный волк, улегшийся у ног Перуна, поднял голову, в его зеленых глазах не было злости или обиды. Были понимание и еще – насмешка. Сердомила бросилась в ноги отца, простонала по-бабьи протяжно, звонко, не высказав просьбы вслух:
- Помоги!
Перун поинтересовался, положив крепкую руку воина на лобастую голову волка:
- Ты действительно этого хочешь?
- Да, я попросил.
- Да будет так…
Миг – и на месте человека оказался огромный светло-рыжий волк, а молодой князь поднялся от ног бога человеком.
читать дальше
Владыке Мира: слишком молод, слишком зовуще хорош, слишком жарок. Хочу тебя и не хочу. Но кое-что ты все же заслужил. Возьми.
Отшумел буйством красок и песен праздник Солнцеворот. Люди постепенно отходили от недавнего веселья. Жрецы и их ученики прибирали капища. В праздник каждый стремится принести жертву богам, а жрецам надлежит следить за порядком в святом месте, и чтобы жертвы да крады приносились правильно, как боги заповедали. В праздничный день все боги получили жертвы, даже Чернобог крови напился, не человечьей, правда, скотьей.
Человеческие жертвы Чернобогу приносят, только если людям грозит огромная беда и другие боги не в силах от нее защитить. Чернобог же от всякой напасти защитит, если только его кумир человеческой кровью напоить. Давно уже такого не случалось и, боги дадут, не случится еще долго. Но совсем обходить вниманием Чернобога – тоже негоже. Он бог не добрый, не благой, коли обиду затаит – ни Сварог, ни Даждь ни спасут. Да и сам Белбог то ли сдюжит, то ли нет. Никакой охоты это проверять ни у кого не было, вот и приносили Чернобогу жертвы наравне с другими богами, добрыми и благими.
Пронзительно взвыли рога. Трубы поддержали их своими голосами. В хор вступили цимбалы и гусли. Никто не слушал музыку. Все смотрели на высокое крыльцо княжеского теремца, откуда должны были появиться молодые супруги, лишь вчера волею Перуна соединенные – князь и княгиня. Последние звуки смолкли, как только распахнулись тяжелые створки дверей теремца. Князь и княгиня ступили, как полагается, на крыльцо рука об руку.
Князь был в алом и золотом, темные волосы его украшал золотой венец с само-цветными камнями огромной цены, на чеканном золотом поясе висел короткий меч, рукоять которого тоже была изукрашена самоцветами, но победнее. Золотым шитьем сияла одежда князя и невысокие остроносые сапожки с чуть загнутыми вверх носами. Был князь прекрасен и величественен. Еще более – рядом с молодой женой.
Княгиня была одета в голубое с золотом. Различных тонов синего тонкий газ покрывала укутывал ее темные волосы, заплетенные в косы, сверху на покрывале – золотой убор, такой же, как у князя, но поменьше, что, впрочем, на качестве и вели-чине камней нисколько не отразилось. Двигалась княгиня уверенно и плавно, вполне сознавая силу своей тонкой звенящей красоты.
Молодую чету приветствовали криками одновременно приветственными и по-хабными. Княгиня смутилась, легкой краской залилось ее лицо, а князь так просто откровенно расхохотался. Подбадривающие выкрики доброжелателей были князю ни к чему, сам знал, как обихаживать молоденьких красоток в постели. Да и княгиня, на диво, оказалась не такой уж робкой и застенчивой. Может и правду люди говорили.
Князь и княгиня постояли на высоком крыльце теремца, послушали выкрики толпы и снова вернулись в сонную зыбь княжих покоев. Здесь князь будет разбирать государственные дела, творить справедливые законы, что ждут его, княжьего, приговора. Княгиня будет сидеть подле, сначала с рукодельем, умиленно глядя на своего погруженного в дела супруга, затем – качая зыбку с первенцем, а потом – лаская и приголубливая по очереди других своих детей, и малых, и уже подросших. Князь и княгиня оба молодые, здоровые, сколько у них еще малышей народится!
Вечером был объявлен пир в большом теремце, званы все важные люди госу-дарства, бояре, да купцы побогаче, поименитее. Всем, всем хотелось взглянуть на Сердомилу, жену Солояра. Многое говорили о молодой жене князя. Говорили, что она приворожила владыку своей красой да лаской, и вовсе она не божья дочь, люди добрые, а самая натуральная ведьма. Горе земле нашей, ведьму князь за себя взял.
Родилась у двух белокурых, голубоглазых супругов странная дочь – волосом – черна, глазами – зелена, брови – вразлет, губы – словно две вишенки нежные. Назвали дочь Сердомилой, стали растить в холе и неге, оно и понятно: единствен-ная дочь, и отец и мать всегда приголубят, подарком наградят. Соседи поговарива-ли, что не их это дочь, не могла у простых людей такая зорька родиться. Это Перун послал им в утешение свою доченьку. Тогда и прозвали Сердомилу Перуницей. А она и на это имя откликалась, ей что? Хоть горшком назови…
Травница-ведунья присмотрела Сердомилу себе на смену. Учила ее всему, и травы показывала, и наговоры рассказывала, и ворожбе кой-какой обучила, светлой, из тех, что богам угодны. Стала бы Сердомила ведуньей, профессия почетная и уважаемая во всех землях, да случилось недавно проезжать мимо князю со свитою. Дружинник Воломир, телохранитель князя Солояра, постучал в ближайший дом и попросил воды испить. Вынесла Сердомила ковшик воды Воломиру, а вспыхнуло огнем сердце Солояра. Никогда он такой красоты не видывал, а уж сколько невест перебрали бояре, все не могли князю угодить.
Сошел князь Солояр с коня да двух своих дружинников сватами вперед себя послал. Что было делать родителям Сердомилы? Сам князь руки дочери просит. Да и сама дочка не прочь за князя идти, красив Солояр, статен, молод. Великий воин, мудрый правитель. Соединили служители Перуна князя и Перуницу. Появилась княгиня у народа.
На свадьбу подарил князь Сердомиле третий маленький теремец. Княжий терем состоял из семи теремцов, перейти из одного в другой можно поверху – крытой галереей, или понизу – по устланному брусчаткой двору. В центре – большой теремец, где тронный зал объединен с пиршественными покоями, вокруг него – шесть теремцов: два маленьких и три чуть поболе – за оградой, а один – личный, княжий – впереди, с высоким крыльцом, выходящим на широкую площадь. Два маленьких теремца стояли по бокам княжего, а три средних стояли за большим теремцом, в глубине огромного двора, обнесенного высоким острым частоколом.
В большом теремце накрывали столы к пиру, в малом теремце княгиня прибира-лась на вечер с помощью служанок и сенных девок, а в княжьем теремце Солояр блаженно раскинулся на высоком резном стуле из красного дерева, мечтая о будущем. Князь был счастлив. Впервые за многие годы он был действительно счастлив и не боялся своей судьбы.
Вилимир вошел неслышной поступью, тихонько, чтобы не потревожить князя. Был княжеский телохранитель задумчив и мрачен. Печаль не шла к его лицу – лицу настоящего воина, готового за своего князя и в бой и в Пекло само, к Ящеру в руки. Смуглое лицо воина пыталось претендовать на непроницаемость с легкой примесью задумчивости, сияющие прозрачной голубизной глаза затуманились нелегкими думами. Но как ни тихо шел Воломир, князь его услышал.
Поднял голову, взглянул в потухшие глаза соратника:
- Что ты, братец, не весел? Ведь праздник сегодня.
- Праздник. – мрачно согласился Воломир.
- И что же ты не радуешься, остолоп?
- А чему радоваться, твоя светлость? Праздник-то у тебя.
- Уж не завидуешь ли ты мне? – брови князя грозно сдвинулись к переносице, тонкие губы превратились в ровную полосу. Воломир едва заметно качнул головой:
- Чему завидовать, твоя светлость? Ты же знаешь, есть у меня невеста, Милоли-ка.
Да только та Милолика по сравнению с Сердомилой выглядит совсем невзрач-ной. Нашел себе жену князь, другой такой по всей Руси ищи – не найдешь, а дружиннику своему оставил выбирать из тех, что поплоше. Ему и такие сойдут, женой на весь свет на хвалиться. Князю, князю положено брать все самое лучшее.
Пир был хорош. Князь с княгиней сидели во главе стола – почет и уважение вам, гости дорогие. Воломир сидел неподалеку от князя, все так же печален, сам не знал, отчего. Почти ничего не ел, только вино тянул из глубокой чаши. Нечаянно взгляд княгини задержался на лице Воломира. Он взглянул ей в глаза своими голубыми глазами и улыбнулся. Княгиня вздрогнула и отвела взгляд.
Знает Сердомила, что хороша. Знает, что желанна. И все же удивилась тому, как захотелось до бесконечности смотреть в эти голубые глаза, дрожа и краснея. Захотелось потянуться и рукой коснуться его смуглой щеки. Из-под прикрытых ресниц смотрела княгиня на княжьего телохранителя и сама себе поражалась. Ведь то, что прошло сейчас пред ее мысленным взором – это невозможно, немыслимо.
Она любит своего князя. И всегда будет любить его. Этот сумасшедший вечер кончится и Воломир больше не посмеет смотреть на нее таким дерзким взглядом. Не посмеет так улыбаться супруге князя. Солояр, словно прочитав мысли своей жены, поднялся из-за пиршественного стола:
- Мой верный соратник и телохранитель печален нынче. Я же хочу, чтобы всем было хорошо и легко в этот день. Воломир, возьмешь ли ты в жены свою Милолику с княжьего соизволения?
- Да, князь.
Воломир протянул руку стройненькой девушке, одной из тех, что чинно застыли за троном княгини, она с улыбкой вложила свою нежную руку в его мозолистую ладонь. Княгиня гневно сверкнула очами: “Бесстыжая! Какую змею пригрела я на своей груди!”. При чем здесь Милолика? Она просто хочет быть счастливой, хочет соединиться с любимым. Как княгиня. Ой ли?
Ночной порой, после пира княгиня пробралась на капище и пала на колени перед кумиром Перуна:
- Они все говорят, что ты – мой настоящий отец. Они все называют меня Перу-ницей. Так помоги мне. Избавь от сомнений. Избавь от страданий. Помоги не оступиться. Молю тебя об этом, если я хоть сколько-то тебе дорога.
Она не получила ответа. И все равно стала как-то спокойнее, словно ответ был, тот, что ей нужен , но она просто не услышала его почему-то.
Однако если и услышал Перун мольбу Сердомилы, то внимания на нее не обра-тил совершенно. Милолика, суженная Воломира, весь день была рядом с Сердоми-лой, в ее свите. Что бы ни делала княгиня, рядом с ней всегда вертелась пестрая стайка девушек, из дочерей вельмож или других каких людей, близких к государю. Ясно, что княгиня не могла отказаться от услуг своих молоденьких компаньонок, а Вилимир то и дело мимолетом заскакивал повидать свою суженную. Жрецы обещали соединить их после Купалина Дня.
Вот и нынче – девушки сидели за рукоделием, а княгиня, подустав, отложила пяльца и рассеянно поглаживала рыжую кошку, почти не замечая ее довольного мурлыканья. Милолика, вспыхнув, вскочила – явился Воломир. Княгиня демонстра-тивно вздохнула, кивнула ей, что уж там, поди к любимому, ждет ведь, к тебе пришел. Пришел-то Воломир к Милолике, да только отчего тогда не спускал глаз с княгини? Кошка, обиженная невниманием хозяйки, выскользнула из-под ее равнодушной руки и направилась к Воломиру. Взобралась ему на плечо, раскину-лась лисьим пушистым воротником, заурчала радостно. Княгиня подняла глаза на пришельца:
- Верни мне мою кошку, Воломир.
- Для тебя все, княгиня. Как ты скажешь – так и будет. – с этими словами Воло-мир снял кошку со своего плеча и отдал княгине, прежде проведя рукой по пушистой рыжей спинке. Вроде бы и ничего недозволенного не сделал, а сердце в груди княгини огнем загорелось, как будто не кошку, а ее коснулась ласковая рука воина. Славно так. Вот он, запретный плод, бери и ешь. А поделать с этим княгиня ничего не может. Как и всякий человек, над чувствами не властна. Может одно – не показывать, что ее волнует этот прекрасный русоволосый гигант с по-детски открытыми голубыми глазами. Это она может, значит, так и будет продолжать, пока что-нибудь не произойдет и не освободит ее от этого бремени излишней симпатии.
Всего три дня оставалось до полнолуния. В этом году полнолуние совпало с очередным летним праздником – днем Ивана Купалы. А ночь, что будет накануне Купалина дня, все будут праздновать по своему. Парни да девки будут играть в горелки, прыгать через костер, плести венки да искать папоров цвет. Княжеской чете, если следовать заведенному порядку, тоже нужно, пока молоды да сильны, отдать дань празднику, повеселиться, порадовать богов своей красой да ловкостью.
Поэтому красавица княгиня Сердомила была немало удивлена, когда князь произнес, взяв в свои могучие ладони ее нежные лапки:
- Нынче, сердце мое, тебе уж придется без меня праздник встречать. Зовут меня на границу, срочно.
Княгиня было заартачилась:
- Не хочу без тебя праздновать. Посижу одна, пока не вернешься, от меня не убудет.
- Да нельзя, милая! Проложено князьям веселиться в праздник, как и всем про-чим, кто мы такие, чтобы отцовы традиции рушить? Я уж поеду, а ты тут не вздумай тосковать да скучать. Не хочешь же ты навлечь гнев богов на наших людей?
Гнев богов княгиня на свой народ навлечь не хотела, поэтому ответила, глядя нежно в глаза князя:
- Все будет, как пожелаешь, государь мой.
Князь хотел было что-то сказать, но в это время отворилась дверь, вошел Воло-мир.
- Коня оседлали, княже. Может, не поедешь никуда? В канун этого праздника вся нечисть сил набирается, как бы чего дурного не случилось.
- Нет того гада, что смог бы меня в полнолунье одолеть. Ты вот княгиню береги, случиться что – головой мне ответишь.
- Неужто опять один поедешь, князь? Ведь опасно одному! Не ровен час что случится!
- Прежде не случалось, и теперь не случится. Что я, дитя малое, чтобы нянькой за мной ходить? Сколько лет уж мы вместе – а все время одно и то же, никак понять не можешь, что я вовсе не беззащитен. Княгиню береги, не забудь, да прощай. Ден через пять назад буду. Да веселитесь, как положено, ясно вам?
Княгиня и Воломир смиренно склонили головы и ответили, что все им ясно. Не было смиренье ни у одного сильной чертой в характере, но против князя идти – кто бы смог? На то он и князь, чтобы воля его была с волей богов равной, чтобы преступить его волю было не только страшно, но и вовсе невозможно, ведь князь, защита и опора, коли ослушаешься его да он о том проведает – как потом жить? Вот и стараются не гневить князя, не противиться его воле.
Уехал князь ближе к вечеру. На крыльцо теремца вышла вместе с ним княгиня, проводить. И долго еще стояла Сердомила на крыльце, глядя вдаль, задумавшись о злодейке судьбе, что так неосторожно толкает друг к другу двух хороших, по большему счету, людей. Только возлюбленный супруг мог удержать княгиню от сумасшествия, но вот – князь уехал, а она осталась наедине со своими сомнениями, со своей болью. Впрочем, что уж, разве так слаба княгиня, так безвольны ее поступки? И с этой бедой справится, осилит ее, ничего…
Одно плохо, похоже, Воломир приказ князя беречь свою супругу воспринял серьезно. Чересчур серьезно, на вкус княгини. Даже в теремце, где она занималась рукоделием в окружении девок, не отходил от нее ни на шаг, а что будет, когда в лес пойдут, костры жечь да хороводы водить? Зачем ты испытываешь терпение своей дочери, громовержец Перун, зачем подвергаешь сомнению ее верность? Ничего не ответил владыка Руси, боги – они вообще не слишком разговорчивы, когда дело касается смертных. А может и не дочь она вовсе Перуну, мало ли что люди говорят…
Милолика, глядя, как ее суженный вокруг княгини вьется, призадумалась, губки надула, глазами сверкает недобро – это что же, люди добрые, происходит, совсем милый с ума сошел, ни на шаг от княгини не отходит, словно пес цепной… Обиделась, конечно, не без того. Княгиня только плечами пожимает: приказ князя Воломир не нарушит. Да и нельзя сказать, что княгине было неприятно внимание молодого воина. Не каменная же она! Так что подумала княгиня и решила смиренно принять все происходящее. Против судьбы все равно не пойдешь, как бы ни была хитра…
Купалину ночь каждый празднует, как придется. Поначалу, правда, костры палят, прыгают через пламя, показывают свою удаль да силу, венки плетут, в воду бросают, всех духов воздушных, земных, водяных да огненных приветят, чтобы жить со стихиями в мире и дружбе, насколько это возможно. А после начинается игра в горелки, парень с девушкой. Где догонит парень девушку – там они под кустиком и прилягут до утра, хорошо, мол, парень, бегаешь, получай награду. А не догонишь – тебе же хуже, придется одному ночь проводить. Есть еще чудаки, папоров цвет ищут, никак не уймутся. И даже рассказы о нечисти, которая собирается будто бы вокруг цветка невиданной ужасающей стражей, не могут унять жаждущих чуда.
Княгиня все ритуалы обязательные старательно выполнила, чтобы боги не гневались на ее леность да неохоту. А в догонялки играть – это девичья забота, мужней жене этого не положено. Потому решила княгиня по ночному лесу побродить, полюбоваться его таинственной прелестью. В такую ночь можно и с берегинями поговорить, и с лешим, да и русалки не обидятся на любопытную женщину. Главное – знать, как подходить к лесным обитателям, а Сердомилу ведунья всему обучила, княгиня это умеет.
Только не успела Сердомила в лес уйти – сзади ветка хрустнула, словно крадет-ся за ней кто-то. Кто-то? Это Сердомила могла о приказе князя забыть, а его воин все помнит. Обернулась княгиня:
- Не прячься, Воломир, я тебя слышу.
Воломир показался из-за дерева, скромно опустив глаза – мол, не по своему желанию следом шел, княжескую волю выполнял. Да только неловко ступил, запнулся о неприметный сук, лежащий под деревом. Извернулся, упал ловко, как кошка, только не так удачно. Оцарапал руку у плеча, на смуглой коже выступили капли крови. Княгиня ойкнула, подскочила, схватила за руку:
- Что ж ты так, Воломир…
Воломир медленно поднялся, держа в своих руках руки княгини. Улыбнулся своей по детски нежной улыбкой:
- Все со мной в порядке, княгиня.
- Все ли? – спросила она ласково, даже и не делая попытки отстраниться от Воломира.
- Сердце вот только болит почему-то. Не понимает, глупое, что княгиня – не пара княжескому телохранителю.
- Да, не пара… - печально согласилась княгиня и вдруг неожиданно слизнула я плеча Воломира начавшие застывать бордовые капли. Его кровь была на вкус солоноватой и ароматной, как старое выдержанное вино. И сразу же реальность ушла куда-то, запреты утратили свою силу и во всем мире не осталось никого кроме княгини и княжеского телохранителя. Бродящие по лесу люди, если и наткнутся на эту парочку – решат, что юноша и девушка отдыхают здесь после длительного бега. Никто не станет рассматривать влюбленных в лицо – зачем… Раз уж они встрети-лись здесь - значит, так было угодно богам.
Из густого подлеска смотрел на них зелеными сияющими глазами огромный черный волк. Смотрел и не мог отвести глаз, и вздыхал тяжело, прямо как человек, и уже собрался уйти, но не мог, не мог, и продолжал следить, и хотелось огромному оборотню поднять морду к полной луне и завыть, завыть громко, тоскливо, чтобы все знали, какое у него горе – его женщина предпочла другого, не дождалась, не смогла…
Около полуночи княгиня освободилась от объятий возлюбленного, вскочила. Он изумленно смотрел на нее:
- Что ты?
- Пойдем искать папоров цвет. Теперь самое время.
- Откуда ты знаешь?
- Я не знаю, я – чувствую. Пойдем, не бойся, со мной тебя никто не обидит.
Сердомила сама не понимала, как вырвались у нее эти слова. Зато была свято уверена в правдивости каждого слова, произнесенного в этом своеобразном трансе. Она шла уверенно, словно кто из лесной нечисти взял княгиню за руку и вел – к папорову цвету, тайне, которая так редко раскрывается простым людям.
Шли они не долго, зато такими тайными тропами, которые один Воломир и не заметил бы даже, даром что воин и следопыт хороший. Поляна раскрылась перед ними внезапно, будто из одного мира в другой ступили – ничего не было, только темный лес вокруг, и вдруг – поляна. Собравшаяся в круг разнообразная нечисть с любопытством смотрела на пришедших – что, неужели цветок отвоевывать будете? Будь Воломир один – он бы, наверное, испугался и отступил – уж больно страшны были эти существа, как один – странная пародия на человека, и ни один на самом деле на человека не похож. Но сейчас с ним была княгиня – женщина, которую он всем сердцем полюбил, лишь только взглянув на нее, которая оказалась рядом в роковую ночь и не устояла, сдалась перед силой его любви... Воломир решительно двинулся к кусту папоротника, вокруг которого собралась нечисть. Те зашипели и придвинулись поближе к охраняемому сокровищу, готовясь защищать цветок от незваных пришельцев.
Сердомила решительно подняла руки, пошла в сторону нечисти:
- Прочь отсюда! Именем отца моего, Перуна!
Это было рискованно. Это было очень рискованно, ведь она посмела заявить такое во всеуслышанье. Мало ли что там говорили о том, что она Перуница. Перун не замедлит покарать дерзкую, если слова ее не соответствовали истине. А если Перун и пощадит по какой-то странной случайности маленькую дурочку, возом-нившую себя его дочерью, нечисть не пощадит обоих. Как страшно они оскалили клыки, как злобно рычат…
Черной молнией бросился волк между нечистью и княгиней. И нечисть отступи-ла. А перед княгиней вспыхнул белый свет, яркий до рези в глазах… Она знала, кто стоял рядом в облике волка и сердце ее разрывалось от боли. Все мужчины княжьего рода становились волколаками, только мужчины, женщинам это было не дано. Родятся сыновья у княжьей четы – и они будут оборачиваться в ночи полнолунья волками и рыскать по лесу. Перед силой этого, невероятного и страшного знания отступило все – и события проходящей ночи, и боль любви княжьего телохранителя, обжигающая огнем, пьянящая сладким крепким вином, осталось только знание и цветок папоротника – искристая звезда в самом центре куста.
Сердомила не думала ни о чем. Бегом рванулась к цветку папоротника мимо растерянной, шарахающейся от нее нечисти… И упала, словно на стену налетев, в двух шагах от цветка.
- Что со мной? Ну почему!!!
Голос ответившего ей был похожим на звук боевого рога, но ласковым:
- Ты не человек, дочь моя. Тебе не дано коснуться этой тайны. Это могут только люди. Обычные люди, без всяких тайн…
Глаза появившегося рядом с княгиней седовласого мужчины в боевом облаче-нии насмешливо сверкнули, он смотрел на Солояра. Волк-оборотень не был обычным человеком. Затем Перун обернулся к Воломиру:
- Иди. Этот подарок приготовлен для тебя. Только уж реши сначала, чего ты хочешь. А то с желанием можно здорово ошибиться.
Воломир медленно подошел к распустившемуся волшебному цветку. Протянул руку и цветок оказался в его руке. Боль прошлого и сладость недавней победы кружили ему голову. Прочему Перуница досталась князю? Чем сам он хуже? По крайней мере от него, Воломира, эта женщина не родит волчат. Может, именно эта мысль придала ему смелости настолько, чтобы выкрикнуть:
- Не хочу быть слугой. Чем я хуже? Хочу сам занять его место!
Черный волк, улегшийся у ног Перуна, поднял голову, в его зеленых глазах не было злости или обиды. Были понимание и еще – насмешка. Сердомила бросилась в ноги отца, простонала по-бабьи протяжно, звонко, не высказав просьбы вслух:
- Помоги!
Перун поинтересовался, положив крепкую руку воина на лобастую голову волка:
- Ты действительно этого хочешь?
- Да, я попросил.
- Да будет так…
Миг – и на месте человека оказался огромный светло-рыжий волк, а молодой князь поднялся от ног бога человеком.