Весь мир и новые коньки в придачу

Всего лишь небольшая зарисовка. Не о чем говрить... Почти.
читать дальше


Когда Иисус сказал: «Не сотвори себе кумира», он, наверняка не имел в виду молоденьких девушек. Юных, едва опушившихся, пахнущих мятой, розами и недорогими духами, так стремящихся поскорей войти в пору зрелости, чтобы с высоты прожитых лет жалеть потом о беззаботных временах юности.


Девчонки всегда создают себе кумиров. Раньше придумывали принцев, гордо восседающих на аргамаках и першеронах разных мастей, теперь чаще всего довольствуются другими принцами, в достатке предлагаемыми шоу-бизнесом, хвала коему, ибо выбор этих хорошо причесанных, одетых с иголочки, ненастоящих каких-то, поголовно кичащихся своей ненастоящностью принцев необычайно высок.


Список принцев ежемесячно пополняется десятками имен, а все они, на первый взгляд такие милые, раскрепощенные, свободные в делах и суждениях, вполне годятся для того, чтобы стать объектом любви какой-нибудь юной дурочки, лишь недавно сменившей косички с бантиками на шикарный конский хвост или модную стрижку. На самом деле критику пристрастного девичьего взгляда выдерживают далеко не все.


Юным девушкам более, чем кому бы то ни было иному присущ жесточайший юношеский же снобизм. И в свете этого юношеского снобизма не должно быть ни одной черной точки на белоснежных одеяниях кумира. Он – ее божество, он безгрешен и совершенен. Циничным кумирам не дано занять места в душах юных дев.


Раньше я никогда не понимала этой любви к ангелам. Но, впрочем, с разницей в высоту пьедестала такие бесполые создания годятся гораздо лучше, чем рок-звезды, например. Ибо эти, последние, полны неиссякаемой энергии, жизненной силы и странных пристрастий, способных, порой, сломать жизнь не одной юной фанатке.


И снова я… А что, я никогда не была свободна от чар настоящих мужчин с гитарами и бас-гитарами наперевес, а длинные волосы, на мой, разумеется, взгляд, редко какого мужчину испортят (при условии, конечно, что эти волосы чисты и ухожены). Иди ко мне, душка, я так долго ждала этой встречи… Никогда дело не заканчивается шоком, когда «душка» вдруг идет все-таки в заказанном направлении (чудо похлеще ожившей статуи командора), и никогда меня не одергивали фразой типа: «Девочка, иди учить уроки». Вероятно, какая-то, пусть и минимальная, сила повелевать мне дана.


Но вернемся, все-таки, к ангелам. Ангел, ангел, твои одеяния белы и незапятнанны, на несколько раз постираны «Тайдом» и прямо светятся (куда там тете Асе со своими белоснежными простынями). И кому какое дело, что под белыми одеяниями, под белыми крыльями стыдливо и изящно сложенными на груди, бьется сердце стервеца. Эти темные глаза не могут лгать. Тогда почему мне кажется, что твой взгляд полон растерянности и тоски?


Ангел со стервозным характером, – кто мне поверит, а, душа моя? Никому, да я и не стану об этом рассказывать. Может быть, я просто слегка соскучилась по герою, которого еще можно хоть и с большой натяжкой, назвать положительным. Мур, мой дорогой, мур. Тебе наплевать, что я о тебе думаю, а мне наплевать, что ты на самом деле из себя представляешь. Твоя оболочка красива, и я любуюсь ей. А твоя душа мне не нужна… Кому вообще сейчас нужны души?


Итак, мой кумир установлен на постамент (отдать должное старой привычке, и только, ведь я давно уже не такая наивная и невинная дева). Чем дальше он будет находиться от меня – тем безопасней будет наше общение – без слов, без настоящих, с ног сбивающих чувств, без необходимости друг в друге – просто так, почти низачем.


Впрочем, ладно, душа моя, кем бы ты ни был, принцем ли, ангелом или чертом… Ах, какая мне разница, право, с моими-то давно утраченными иллюзиями (впрочем, я тут же придумала себе новые, не такие утраченные, но такие же иллюзорные). Мне очень нравится порой разговаривать с тенью. Твое существование отливает всеми оттенками серого, глазам очень трудно увидеть, но разум уже различает легкое движение.


Не знаю… Иной раз я благодарна всему тому легиону принцев на разной масти животных различных пород за то, что они своим существованием как-то скрашивают мою жизнь и дают толчок энергии воображению. Я беру в руки перо. Меняю его на шариковую ручку (по настроению – на гелевую). Фантазия рождает образы, сцены и диалоги. Но все это время, время спектакля, тень остается неподвижной и стоит за кулисами. Оживить ее по-настоящему способен разве что сон. Но про сон я чаще всего никому не рассказываю.