читать дальше
Тяжелая корона наконец-то опустилась на благородный лоб императора. Это был апогей многолетней борьбы. Он сумел объединить вокруг себя множество разрозненных кланов, сделав так, чтобы они не желали лучшего повелителя. Они сами избрали его императором. Совершенно добровольно. Не без моей помощи, конечно. Но моя помощь будет им еще оплачена. Всему свое время.
Дворец императора находился в самом живописном месте страны – у озера, меж двух лент водопадов. Голубой камень дворца искрился в струях воды. Все вместе это напоминало, скорее, не оплот власти, а сказочное жилище неведомого волшебника. Кстати, о волшебниках – эти дивные ископаемые получают силы от нас же, от богов.
Да, я – богиня. Занятие это ничем не лучше и не хуже остальных, я полагаю. Много почета и уважения. А вот любви, – нет и не было. Не было, пока в мой храм не забрел однажды красивый юноша в венце принца.
Он был божественно прекрасен в своих императорских одеяниях. Почти бог. В моих объятиях он был почти богом. Я никому не оказываю услуг бесплатно. А он заслужил мое внимание своей любовью. Эти голубые и зеленые одеяния, эта бирюзовая холодность камня в его глазах… Он истинный, настоящий. И я должна завладеть им. Немедленно.
Я уже давно решила, где появлюсь. Там, между двумя фонтанами, украшающими зал. Там мне самое место. И вызывающе, и сразу видно – не без повода. Богини без повода не приходят. Я представила себе изумление императорских гостей и свиты, когда появлюсь в том зале. Прямо из воздуха, постепенно проявлюсь и шагну вперед с улыбкой богини, с грацией богини. Потому что я и есть богиня.
Он встанет со своего трона и пойдет мне навстречу. Будет тихо-тихо, и только его одежды, одежды императора, будут шелестеть тихонько. Он подойдет ко мне и преклонит колени, потому что он смертный, а я – богиня и мы никогда не будем равны. Если только я не захочу поднять его до себя.
Я легонько коснусь его висков, загляну в его бирюзовые глаза и подниму его с колен. Я позволю ему стоять передо мной, потому что потом ему предстоит стать мужем богини. Я сама избрала его, я подняла его до себя, и я не изменю своего решения. Этой ценой мой император платит за свою корону. Дорогая цена. Возлюбленные богов живут очень недолго.
Все происходило так, как я и предполагала. Гости и свита были ошарашены и пали ниц, едва лишь я обвела их ряды горящим взглядом высшего существа. Но что это? Почему хмур, почему нерадостен мой император? Почему не встречает меня, почему не идет навстречу? Что держит его?
Я была прекрасна в своих черных одеяниях. Небольшой венец, ниспадающие локоны, чернее, чем грива вороных коней. Гордое лицо самой прекрасной из вечных. И на этом лице медленно-медленно появлялось недовольство:
- Почему ты не встречаешь меня, император? Почему не встанешь, не пойдешь навстречу своей невесте? Что случилось, император?
Он поднял голову и в его бирюзовых глазах мелькнул страх:
- Я не хочу быть твоим мужем, богиня.
- Почему же, император? Я уже не нравлюсь тебе?
Мои губы изобразили причудливую улыбку. Куда он денется, глупенький смертный, когда богиня пришла за ним? Куда он денется?
Надо сказать, держался он неплохо. Не так, как перепуганная лань, которую ведут на заклание. Страх смерти можно победить. Я сама учила его этому. Он оказался талантливым учеником. Правда, слегка неблагодарным. Или не слегка? И что стало причиной его страха? Вот-вот, пора бы выслушать объяснения. Я повторила вопрос голосом чуть более холодным и тяжелым:
- Так что служит причиной твоего отступления, император?
Он позволил себе улыбнуться, и только эта улыбка рассказала мне, как же он напуган. Напуган моей силой? Напуган моим визитом? Но чего ему было бояться? Неужели он испугался своей любви ко мне? Иногда и богини бывают слепы.
- Ты слишком темная. А я представляю свет! – Он гордо обвел рукой свой покой, а в глазах его металось беспокойство. Почему? И почему мне вдруг стало смешно?
Может, я бы и почувствовала себя обманутой любовницей, если бы не была богиней. Нет, ему не удастся разорвать наш договор. Да еще столь наивным образом. Даже думать смешно:
- Ты говоришь, – я темна для тебя? Тебе не хватает света? Ну что ж…
Я взмахнула рукой и рядом со мной оказалась другая женщина. На первый взгляд мы были совершенно разные. Ее белокурые волосы, голубые глаза и белоснежные одежды очаровывали. Моя темнота пугала. Но это – лишь на первый взгляд.
Император нервно сглотнул. Я без особого труда подавила в себе остатки жалости и решила продолжать представление:
- Или, быть может, ты предпочитаешь солнце, а, император? Тогда тебе должна понравиться вот эта.
Еще одна женщина рядом со мной. Ярко-рыжие волосы, вздернутый нос, зеленые глаза и улыбка куртизанки. И ее алые одежды, так восхитительно облегающие тело.
Император все еще не мог выйти из столбняка. А я нанесла последние штрихи на картину:
- А, может, император, ты хочешь, чтобы рядом с тобой была женщина, похожая на тебя? Что ж, такие тоже бывают.
Конечно бывают. Сине-зеленые волосы не бывают у людей, но кто сказал, что она – человек? Голубые одежды повторяли все оттенки императорских одеяний. И глаза такие, как у него – бирюзовые. Император злорадно усмехнулся:
- Это все блеф, богиня. Ты не позволишь занять свое место кому-то из них. Ты для этого слишком самолюбива!
- Да? Много же ты обо мне знаешь! – Я обвела взглядом стоящих рядом восхитительных женщин, и фразу мне закончили все вместе. – Какой бы облик я не принимала – это все равно я. Не забывай, я – богиня.
Мне самой иногда хотелось бы забыть об этом. Но я себе этого не позволяю. Может, я и была слишком самоуверенна, но кто из нас, всемогущих, церемонится со смертными?
- Вот видишь, император, я пошла даже на эту уступку. Я могу быть такой, какой ты пожелаешь меня увидеть. Так чего же мы ждем, о мой смертный супруг?
Наверное, я поторопилась, назвав его супругом. Наверное. Во всяком случае, подвоха я не ожидала. Он пожал плечами и произнес со смущением, явно сдаваясь:
- Ничего. Это мой свадебный подарок, богиня!
Он выхватил из рук стоящего рядом голубой кристалл и бросил его мне. Я не поймала его, не успела поймать, хоть и намеревалась. Когда кристалл долетел до меня, – меня там уже не было. Есть очень мало талисманов, способных развоплощать богов, но порой они еще встречаются.
Наверное, он все-таки слишком боялся смерти. Что может быть хуже, чем умереть во цвете лет, да еще по собственному желанию. Заплатить жизнью за могущество может только по-настоящему любящий человек. Я буду ждать терпеливо и дождусь, просто обязана буду дождаться того, кто полюбит во мне женщину, а не воплощенную в божественном теле власть. Когда-нибудь такой придет ко мне, полюбит меня, отдаст мне свое сердце. У него будут все те же глаза бирюзового цвета, и в глазах будет светиться любовь.
Может быть, эта любовь станет сильнее, чем страх перед смертью? Может быть, сердце его защитит чувства от тлена. То сердце, в котором будет гореть истинная любовь к богине, я сделаю бессмертным. А то, что сердце обычно находится в груди человека, об этом, наверное, не стоит и говорить.
Никогда прежде я не видела, чтобы мужчина так небрежно отнесся к моей персоне, был столь безмятежен и раскован в моем присутствии. Даже мои братья и отец застывали в благоговении, поглядев на меня. Мою красоту называли то божественной, то дьявольской, в зависимости от того, как я вела себя. Но я не вела свое происхождение от бога или от дьявола. Я просто очень красива. А все остальное – глупости и суеверия.
Этот рыцарь лишь на миг задержал на мне взгляд своих темных, как полуночные тени, глаз, и отвернулся, коротко кивнув. Или я не понравилась этому рыцарю, или он просто хорошо держал на привязи свои эмоции. Я узнала о нем все: кто он, откуда, с какой миссией прибыл и долго ли пробудет под нашим гостеприимным кровом.
Мой отец безупречно прожил свою рыцарскую жизнь, он мудр и здравомыслящ. К нему часто обращаются за советом, содействием и поддержкой. А это значит, что дом постоянно полон гостей самых различных родов и положений. И семья и челядь давным-давно уже смирились с этим и старались сделать жизнь гостей в доме как можно лучше и приятнее.
Его называли Черным Рыцарем лишь за то, что он носит черную одежду и доспехи его были черны. Ничего особенного, если не брать в расчет отсутствие человеческой фантазии. В остальном он был обычен – из благородной семьи, нашедший себя в ратных потехах и служению Деве. Как жаль, что женское внимание всегда привлекают мужчины особенные, не похожие на других. Будь это иначе, теперь я была бы счастлива гораздо больше.
Это как волна: на тебя накатывает, накрывает с головой, а потом все уходит, а ты остаешься. Только первоначального состояния уже не вернуть. Смешно сожалеть о том, что отдала свое сердце не тому. Еще смешнее понимать, что его сердце взамен я так и не получила. Почему я так решила? Тому было несколько причин.
Мы не говорили о любви. Он слишком торопился умчаться прочь, а мне, чтобы понять себя, нужно было побыть с ним в разлуке. Мне показалось, что в его глазах светилось что-то особенное, несмотря на то, что в тот день они были темнее, чем обычно. И он сделал то, чего я никак не ждала, – подарил мне надежду. Надежду, обрекшую меня на вечные муки.
Я подарила Черному Рыцарю розу. Белую розу из сада моего отца. Он кивнул, словно предвидел этот жест, и протянул мне другую розу взамен. Честное слово, бутон этой розы был черен, как его глаза.
- Пока эта роза не завянет, – знай, что мое сердце остается с тобой! – Мы сказали это одновременно. Это не была магия. Просто у нас обоих была возможность передать цветку часть своих жизненных сил. И мы оба воспользовались этой возможностью.
Время шло. Я жила, как прежде, и только рассказы о подвигах моего рыцаря (о, он был великим и благородным воином) согревали мое сердце. Рассказы о нем, да еще дивный черный цветок, который не увядал, говорил о том, что сердце моего рыцаря по-прежнему со мной, что я любима. Маленьким девочкам из благородных домов очень важно знать, что их любят. Наверное, все это важно лишь потому, что так больнее терять свои иллюзии.
Однажды черная роза завяла, и больше не зацвела. Я ждала вести о смерти своего рыцаря. Боль в моем сердце не выходила за его пределы. Я не помню еще такой боли, но держала ее в себе, потому что знала – любовь моя, как и моя тоска, не в силах помочь тому, кто ушел в глубины мира теней.
А весть о его гибели не шла и не шла. Я надеялась, что мне не придется выдавать свои чувства. Когда придет весть о смерти Черного Рыцаря, я смогу надеть траур лишь из уважения к его силе и его славной гибели (наивное дитя, я верила, что рыцарям дается только славная гибель).
Но вести все не шли. Более того, порой наш дом посещали свидетели все более и более великих подвигов Черного Рыцаря. А моя роза говорила мне, что он мертв! Боги, как же глупа я была! Постепенно я стала затворницей. Сначала я носила черные одежды потому, что так требовала смерть моей любви. Потом я разглядела красоту черного цвета и полюбила его за эту красоту.
Сначала я думала, что мое сердце разорвется от боли. Потом я просто тосковала. Я хотела отвлечься от постоянного напоминания о своем горе и потому частенько пропадала в библиотеке. Потом я променяла любовь к мертвому на мудрость мертвых. Потом я стала забывать.
А потом я встретила его. Все так же красив, несгибаем, силен. Все так же горд и высокомерен. Кумир молодежи и женщин, заслуживший свою славу делами. Он ехал на вороном жеребце, и в щели его кирасы сияла роза – та самая, что я подарила ему вечность назад. Он улыбался гордо и беспечно, как существо, уверенное в своей святости.
Наверное, я всегда буду любить его. Я не хочу этого, но это выше, сильнее меня. Моя любовь не требует взаимности. Она уже ничего не требует, похоже. Только разъяснения – почему. Но ответ на этот вопрос мне, наверное, придется искать очень долго.
Я займусь этим. Нужно что-то делать, чтобы не дать вновь пробудившимся чувствам, добрым и злым, сломить меня. Единственный раз я позволила эмоциям возобладать над разумом, когда, увидев на лице Черного Рыцаря блаженную улыбку любимца богов, вскинула руки к небу и прокричала в отчаянии и ярости обманутого существа:
- Я найду твое сердце!
Он улыбнулся мне и кивнул, коснувшись рукой розы. Той розы, что до сих пор не увяла и вряд ли когда-то увянет. Но я запомнила и эту улыбку, и этот жест согласия Черного Рыцаря… Черного Рыцаря, который навеки останется моим. Правда, лишь тогда, когда я найду его сердце. Но я найду его, не сомневайтесь.
Мы познакомились, когда я пожелала посетить все монастыри, находящиеся на территории моего герцогства. Мои, ныне поверженные, враги говорили тогда, что я просто подыскиваю себе убежище на случай, если моя сестра (уже тогда тяжело больная) умрет, а юные принцы, увидев в тетушке врага, решат от меня избавиться. Все верно. Со стороны все должно было выглядеть именно так. Но это – только со стороны. Кто же мог увидеть нашу семью изнутри, кроме меня, моей бедной сестры и ее сыновей – принцев?
Я была второй и последней дочерью величайшего из королей. Отец был настолько велик, что когда умер (вовсе не мирно и не в своей постели, как его отец и дед, а на борту корабля, охранявшего наши пределы от набегов морских бродяг), народ не захотел смены династии и его старшей дочери, моей любимой сестре, пришлось занять трон. Она сделала это из уважения к отцу, из ее доброй памяти о нем, поддавшись уговорам отцовских советников и выборных делегатов от народа.
У сестры было слишком много светских обязанностей, поэтому она могла уделять моим племянникам много времени. Бывало, мальчишки подолгу гостили в моем герцогстве, и я лично преподавала им те хитрости науки и политики, которые когда-то узнала от отца и наставников, которых отец приглашал для нашего с сестрой обучения. У отца так и не родился сын-наследник, но, мне помнится, он не очень-то беспокоился по этому поводу.
Ах да, монастырь. Обитель Детей Добра. Они одинаково ласково принимали нищих и королей, бродяг и знатных купцов, убийц и святых. Они считали, что если провидение привело человека под крышу их дома, – значит, этот человек достоин, если пожелает, остаться у них и пожить некоторое время. Но самом деле с присутствием нечаянных гостей были связаны какие-то монастырские законы, но я ни о чем подобном прежде не слыхала.
Помнится, я была очень удивлена, когда поняла, что дети добра действительно стремятся быть таковыми, не только на словах, но и делами вести борьбу со злом, не уничтожая зло, а принося в мир добро. Да нет, я вовсе не смеюсь. Я решила немного пожить в обители (потому, что мне так захотелось, а вовсе не потому, что мне нужно было где-то скрываться от своих племянников, как гласит молва) и за время, которое я провела под их крышей, я научилась уважать Детей Добра. Их самих, их порывы и обычаи.
Молодой мужчина, с которым я встречалась и беседовала чаще других, не был настоятелем гостеприимной обители, но занимал довольно высокую ступень в местной иерархии. Он был где-то подле настоятеля. Поэтому, быть может, именно он и оказался моим сопровождающим, моим наперсником, моим стражем. Понимать можно было как угодно. Я поняла так, как хотела, тем более, что приставленный ко мне монашек был красив, и, как я позже сумел убедиться – великолепно образован и умен.
Мы долгое время проводили наедине, и занятия наши были вполне честны. Не могу сказать, что мое сердце не загоралось и не трепетало от близости рядом такого мужчины, но я была слишком далека от того, чтобы своими желаниями оскорбить дом, который меня принимал. Я слышала, что в монастыре мужчины обычно неприступны. К тому же то удовольствие, которое могло бы получить мое тело, сдайся он, все же, перед моим порывом, не шло ни в какое сравнение с удовольствием, которое получала моя душа от наших бесед.
Я не скрывала от него своего титула и своего любопытства. У религиозных общин обычно бывает довольно широкая сеть осведомителей, а я не собиралась осквернять свои уста ни ложью, ни недоговариванием. Исходя из того, что моя ложь будет раскрыта, разумеется. Нет, я стремилась быть искренней и честной, покуда мне это выгодно.
Мы говорили о детях моей сестры. О том, как лучше будет организовать их дальнейшую жизнь. Я сразу отмела подозрения советника (такой титул мой собеседник имел по отношению к настоятелю монастыря) в том, что на самом деле я буду править, а мои племянники будут всего лишь моим прикрытием. Ну уж нет, по праву наследования власть принадлежит им, так что пусть принимают решения сами, а я, пока мои племянники молоды, всего лишь буду приглядывать за тем, чтобы они не натворили фатальных для них самих и для нашей страны глупостей. Поначалу им придется нелегко, ведь громкий титул и нарядные одежды – это вовсе не то, что ожидает правителя. Декорации обманчивы, а внутри всего этого – тяжкий труд на благо всех нас, простых смертных, за которых правитель отвечает перед своей совестью.
Поскольку это все-таки мои племянники, родственная связь между нами несомненна, и я не хочу, чтобы они потратили свою жизнь, раз за разом разыгрывая политические гамбиты (сначала это интересно, но становится скучнее с каждой новой удачей), то я все-таки буду давать моим племянникам советы. Но не более того, а на верховную власть я никогда не собиралась претендовать. У меня, видите ли, была более несчастливая в этом отношении старшая сестра.
Но что в таком случае я буду делать при дворе? Стану светской львицей, законодательницей моды, заведу себе с десяток любовников, и всех их стану обманывать… Буду развлекаться. Тетушка правителя – это вам не просто так, это же такая ответственность! Нужно непременно показать себя с самой худшей стороны, чтобы, в случае ошибки правителя, неблагодарные придворные не подумали, что я могу сменить своего племянника на троне. Да и какая из меня правительница? Вот моя сестра – да, та была истинной королевой, пока не заболела так тяжело, что ее смерть сейчас видится для нее самым лучшим исходом.
Очень любопытно было наблюдать за тем, как во время наших бесед меняется лицо советника. Как затуманивалось оно, когда я заявила про десятерых любовников. Надо полагать, святой отец не одобряет такой разврат? Однако даже святой отец должен понимать, что мне не стоит вести себя, как претендентка на трон. Я слишком независима. Я не хочу этого места. Потому что очень люблю свою дорогую сестру. Да и пожить подольше хочется.
Святой отец лишь ухмылялся и многозначительно хмыкал. Однажды даже произнес голосом, полным скептицизма:
- Ты совершенно права, дочь моя.
Значит, я совершенно права? И как, скажите на милость, мне воспринимать его слова? Неужели он так твердо уверен в порочности любого человека, не состоящего в их церковном братстве? Это он зря. Обо мне, правда, много разных слухов ходит. А что вы хотите, как без слухов, если я – член королевской семьи? Но только часто ли то, что говорят, совпадает с тем, что есть на самом деле?
Итак, на этот раз проницательность отказала святому отцу. Хотя. Это и не удивительно, если учесть, что в глазах слуг церкви светские владыки всегда стараются казаться лучше, чем они есть на самом деле. И почему, в конце концов, я должна быть исключением? Разве не из страха перед племянниками скрываюсь я здесь, в этом монастыре?
Нет, больше я не предприму ни единой попытки оправдаться. Выслушаю то, что мне предлагают, со всем вниманием, и не скажу «да» или «нет». Когда-нибудь дела в государстве утрясутся, сын моей сестры станет сильным и справедливым монархом и будет править долго и справедливо, без моего высочайшего покровительства, разумеется. Я в это время буду давать приемы, устраивать балы и видеться с племянниками время от времени в приватной обстановке, чтобы сказать им, какая хорошая из них получилась королевская семья, как я горжусь ими и как гордилась бы ими их мать.
Может быть, я даже найду невесту для своего венценосного племянника… Чем черт не шутит. Я знаю много красивых девочек, и из каждой из них, если заняться ею всерьез, получится прекрасная королева. Интересно, по какому праву мне отказывают в таком простом чувстве, как любовь к своей семье. Все-таки я – женщина. И я, в отличие от своей сестры, даже не попробовала власти. И потом, мне кажется, что я совершенно не амбициозна.
Почему-то никто и никогда не задумывался о том, что члены королевского дома могут и не желать власти, не испытывать никакой тяги к интригам, а хотеть просто жить. Это рок… Ведь я же не виновата, что родилась принцессой… Но… Кое-кто думает, что виновата. И, что, раз родилась в семье, обладающей властью, значит, и всю жизнь обязана жить по ее нелегким законам…
Я много думала о законах крови. Очень много. Ах, если бы этот мужчина (или монаха, все-таки, глупо называть мужчиной?) не был так обаятелен, если бы он был хоть чуть менее привлекателен внешне. Невозможно просто смотреть на красивого монаха и понимать при этом, что перед тобой не мужчина. Я и не старалась особенно, не потому, что я сомневалась в серьезности намерений этого духовного лица, а просто… Были у меня на то особые обстоятельства.
Я была воспитала в духе строгой дисциплины, когда речь шла о политике и государстве, но вела себя крайне легкомысленно, когда дело касалось мужской части населения этого государства. И в данном случае, то, что заинтересовавший меня мужчина был предан Богу больше, чем незыблемым законам физиологии. Я думала, что бесконечная любовь к Богу потому и зовется бесконечной, что ею можно делиться еще и с другими… Я забыла, что бог оказывается не слишком доволен, когда его верные слуги желают поделиться своей любовью с кем-то еще.
Был ли причиной уют монастырской кельи, лишенной всяких признаков аскетизма (приготовленной, как мне сказали, специально для важных гостей, не отрекшихся от мира), либо мой постоянный собеседник, но я, наверное, слишком надолго задержалась в одном монастыре, забыв о времени, забыв о политике. Вот только политика, оказывается, обо мне не забыла.
Однажды мой постоянный гость явился явно расстроенным и огорченным. Причиной его волнения, оказывается, стал приезд королевской стражи. Он всерьез был обеспокоен моей судьбой (ох, неужели хоть кому-то мой милый племянник мог показаться таким грозным?). Монах шептал, заламывая руки и постоянно оглядываясь по сторонам, будто здесь, в этом уединенном месте, нас могли подслушать:
- Тебе надо бежать! Немедленно, пока не поздно! Монастырь не станет укрывать врага короля, как бы хорошо здесь с тобой ни обращались прежде…
- Мой племянник еще не коронован.
- Это дело нескольких дней. И он начнет свое правление с того, что устранит всех, кто стоит у него на пути… - Голос монаха был зловещ, его обещание звучало, как угрюмые предсказания былых времен, но именно эта зловещесть заставила меня на многое взглянуть по-другому. Где им, честным, благочестивым святошам, понять моего племянника? Они видят в нем того, кого и хотят видеть – жестокого тирана, что начнет свой путь, омывшись в крови родственников. Но я-то… Я-то знала юного наследника достаточно долго для того, чтобы знать истину.
Я не собиралась бежать от собственного племянника. Я и так слишком долго была занята своими делами, бросив на произвол судьбы детей моей сестры. Я лишь отрицательно качнула головой:
- Ты заблуждаешься. Я не враг своей семье, и не стану бежать, словно загнанная лисица. Мне кажется, что ты преувеличиваешь грозящую мне опасность.
- Безумная! Уходи со мной, пока не поздно, и мы еще сможем бороться… - Шептал он, лицо его лихорадочно пылало. Я грустно усмехнулась. С кем бороться? С теми, кто для меня еще долго останется детьми?
Видя, что не сможет меня ни в чем убедить, мой друг, любовь моя несбывшаяся, грустно застонал и выбежал прочь из моего мирного (до последнего времени) убежища. Больше я никогда не видела его, но, признаться, до сих пор не теряю надежды на новую встречу. Впрочем, это не важно…
За мной явились часа через два. Я уже готова была ко всему, ибо это время потратила на бессмысленные размышления о том, не зря ли осталась, и не разумнее было бы поберечь свою шкурку. Но – нет, я уже приняла решение, и менять что-то было бы глупо. Да и возможности такой у меня, честно говоря, не будет.
Со мной были изысканно вежливы и почтительны. Право, им не хотелось бы отрывать меня от инспекции монастырей, но будущий король находится в нетерпении, и ему не хотелось бы, чтобы я отсутствовала на коронации. Ответить на это можно было только одним образом: согласно кивнуть и отправиться собираться в путь как можно скорее, что я и сделала.
Да, наверное, со стороны мое положение могло показаться очень неоднозначным. То ли я являюсь сейчас любимой и долгожданной родственницей, направляющейся на коронацию в сопровождении усиленного эскорта, во избежание дорожных неприятностей, то ли – преступницей из семьи будущего короля, окруженной вооруженной до зубов стражей во избежание побега. Иной раз и мне казалось, что мое положение так шатко, так неоднозначно… Но, что бы я ни думала, мы двигались бодро, и скоро прибыли в столицу, где мне суждено было пройти через новые испытания.
Никто и слова не сказал о том, что, возможно, я причастна к измене трону. Но… Мои былые приятели встречали меня более чем холодно, и, как мне казалось, вовсе не горели желанием обсудить со мной новые моды, или поболтать о том, каким правителем может оказаться в будущем мой племянник… или, может, в новом правителе и было дело? Мой племянник был занят приготовлением к коронации настолько, что не сумел найти ни минуты времени для вернувшейся по его просьбе в столицу тетки.
В целом я чувствовала себя слегка неуверенно. Все происходящее со мной отчего-то казалось мне банальным фарсом, и только не были понятны цели этого фарса. Может быть, только благодаря такому странному своему ощущению я, при всех своих, всеми видимых, злоключениях и несообразностях, вела себя спокойно и была холодна к своим обидчикам (были ли они на самом деле моими обидчиками, или я придумала для себя холодность и отдаленность моих прежних друзей, я не могу понять до сих пор).
Мое отчуждение от высшего общества продлилось до самого дня коронации. Я так устала от домыслов и подозрений, что шла на коронацию, как на казнь. Шелка и парча не ласкали мое тело, а драли, словно грубое рубище. На моем пути не хватало только плахи, и палача, одетого в алое, в алой же маске, которая из всего лица оставляет видными только чувственный, улыбающийся рот. Очень знакомая улыбка. Ох, не туда куда-то несут меня мысли!
Я вошла в тронный зал, и передо мной все расступились, словно я была больна чумой или настолько свята (или проклята, а?), что лишь прикосновение ко мне могло обернуться смертью. Но вот – передо мной возвышение трона, и у его подножия – мой племянник в парадных одеяниях. Он приветливо кивнул мне и обнял со словами:
- Милая тетя, мне так не хватало Вас все это время…
Я проворчала, высвободившись из его объятий:
- Если так скучал, мог бы и навестить. Знал, поди, где я… Или недосуг?
Племянник кивнул:
- Это тебе хорошо, тетя. Ты у нас – птица вольная, сама себе хозяйка. А мне, понимаешь, еще не коронуясь, пришлось начать управлять страной. Никак свободной минуты не выпадало, не то что нескольких дней для поездки. Да и потом, говорили… - Он потупился, как будто подумал о чем-то гадком, о том, что недостойно было сказать в обществе. Я подбодрила его, уже понимая, что услышу:
- Ну, продолжай. Интересно ведь. Я так долго жила вдали от двора с его сплетнями…
- Ну… Да, хорошо. Ходили слухи, что моя тетя решила устроить мятеж и нашла себе союзников в лице влиятельного монастырского ордена…
- И ты поверил? – Поинтересовалась я холодно. Принц, а совсем скоро уже и король, беззаботно пожал плечами.
- Так слухи же… Правда, такие слухи, что не мешало бы и проверить. Я изобразил типичный монарший гнев, выглядело это так, будто я собираюсь пресечь попытку смены династии радикально, то есть насмерть. Если бы ты была в чем-то виновата, хоть в делах, хоть в помыслах, ты бы наверняка сбежала… Это было бы прискорбно, но… И скатертью тебе дорога, а кто предупрежден, тот вооружен. Власть многих достойных людей сводила с ума. Но мне повезло… - Мой племянник самодовольно оглядел собравшихся.
- Вот как? И в чем же заключалось твое везение?
- В том, что моя тетя вовсе и не думала о мятеже, о смене династии… И не важно, оказалась она для этого слишком ленива или слишком верна… Я все равно рад, что сплетни лгали.
Конечно же он был рад. Ничто так не оскорбляет монарха, как предательство в собственной семье. И мой племянник, разумеется, не был исключением.
Он короновался, мой мальчик, и пока показывает себя неплохим королем, сильным и справедливым. Я постоянно нахожусь при дворе, являясь его украшением и негласным предводителем.
Я почти забыла о том красивом монахе... Ну, то есть вспоминаю о нем не слишком часто… Ну, то есть не всегда же я думаю о нем! Но я все-таки уверена, что мы непременно встретимся, и я завоюю его ледяное сердце… Да, я найду его сердце.
Алый балахон. Сегодня я надену его и стану достойна еще одного пласта сокровенного знания. Сегодня мой наставник будет суров и груб более, чем всегда. Ему так хочется показать свою беспристрастность. Беспристрастность в обучении самой красивой женщины во всей Огненной Академии. Я была бы очень даже не против, если бы мой наставник не был самым красивым мужчиной во все той же огненной Академии.
Не знаю, когда я успела полюбить его. Сначала я слишком уставала от занятий, мне было не до красоты моего наставника. Потом я начала злиться на него за то, что он так суров, насмешлив и несправедлив ко мне. Когда я делала успехи, – он не думал даже похвалить меня, и никогда не забывал порицать, если я допускала малейшую ошибку.
Потом я научилась безропотно сносить его насмешки и оскорбления, они даже стали мне нравиться. Было в таком отношении наставника какое-то непонятное, мучительное наслаждение, которое все сильнее становилось со временем. Время превратило наслаждение в нежность. Время превратило нежность в любовь. Он не знал о моей любви, хотя наставник должен знать все о своей ученице. Особенно такой хороший наставник.
Тот, кто приходит в Огненную Академию, начинает с желтого балахона, самой нижней ступени обучения. Время перехода со ступени на ступень зависит лишь от сообразительности ученика. Мой наставник носил балахон последней и высшей ступени – бордового цвета выплеснувшейся крови, застывшей, но еще не успевшей засохнуть. И этот балахон очень шел моему наставнику. Наверное, он был бы красив в любой одежде, но в другой я его просто не видела.
Испытание мне предстояло нешуточное, но я его не боялась. Я прошла уже несколько испытаний, и решила для себя, что ожидание по напряжению гораздо острее, чем само испытание. Поэтому испытания проходят успешно, если хорошо подготовиться к испытанию. А с моим наставником плохо подготовиться было невозможно. Уже потому, хотя бы, что легче вывернуться наизнанку, чем переносить его насмешки.
В этот раз я должна буду показать искусство обращения с открытым огнем. Это великое искусство и прекраснейшее из таинств. Присутствовать на этом испытании будут только посвященные. Хоть Огненная Академия и проводит некоторые мероприятия, которые в массах правильно расцениваются как рекламная компания, но никогда не выдавала непосвященным своих тайн и не показывала своих настоящих таинств.
Перед испытанием претенденту на балахон полагается отдыхать и морально готовиться к испытанию. Медитация, сосредоточение и релаксация. Я проходила это ни один раз, и не два, а, казалось, раз тысячу. Не потому, конечно, что столько раз претендовала на новый балахон, а просто потому, что мой наставник хотел убедиться в моей подготовленности.
Я отдыхала. Я даже пыталась медитировать. Только ничего-то у меня не получилось. Ничего! Во-первых, меня почему-то начал всерьез беспокоить исход испытания. А во вторых… Я только что осознала, что насмерть влюбилась в своего наставника. А как было не влюбиться в такого душку? И все равно, что он суров и недоступен. Женская любовь ломает любые преграды.
Тут было о чем подумать. Ответит ли наставник на мои чувства, позволит ли себе снизойти до меня, своей ученицы. Я не приму отказа – значит. Он обязательно согласится. Воображение рисовало картины одна заманчивее другой. А медитация… Да ну ее, эту медитацию. Надеюсь, с заданием я справлюсь и так. Я не могу не справиться с открытым огнем, если собралась справиться с повелителем этого огня – моим наставником.
Когда я шла на испытания – не боялась и не испытывала волнения. Время заставило меня успокоиться, а предыдущие эмоции были так сильны, что теперь я казалась равнодушной ко всему, даже к испытанию. Хуже всего, что я действительно была равнодушна к испытанию. Но этого, кроме меня, никто не знал. Меня встретили у дверей зала испытаний. Те, кто оценит мои способности, и решит, достойна ли я мантии. Уже были там, внутри. Я должна была войти в зал испытаний среди прочих наставников. Мой наставник тоже был внутри.
Он подал мне руку, как только я вошла. Его рука была холодной, он улыбался, он был спокоен и уверен в себе. Но был ли он так же уверен во мне, мой дорогой наставник? Я не могла бы этого сказать наверняка. Лучше буду думать, что да, конечно, уверен. Насколько же я ошибалась! Но это я знаю теперь, словно жизнь спустя. А тогда – что могла подумать юная, наивная дурочка, да еще осмелившаяся влюбиться в собственного наставника.
Мы делали ритуальный обход зала испытаний – я и мой наставник. Стены зала были сплошь украшены мозаикой из камней всех оттенков огня. Посередине зала был устроен открытый очаг, обложенный кроваво-красными камнями. Пол в зале тоже был выложен камнями всех оттенков огня. Встречались даже вкрапления голубого и фиолетового. В Храме Огня к символике относились с должным почтением. Да и, вправду сказать, выглядел зал испытаний очень впечатляюще. Красиво и строго – в истинном стиле огня.
Это было не так уж сложно – все, что мой наставник предлагал мне продемонстрировать. Мне не нужно было сильно уходить вглубь себя, полностью концентрироваться на задании. Я могла полностью сконцентрироваться только на гордости, которую испытывала от удачно выполненных упражнений. Это была ложная гордость, и это была моя самая серьезная ошибка, она и послужила причиной моего падения. Но кто же знал, кто мог знать, чем заканчиваются для учеников неудачные испытания? Наставник никогда не говорил мне об этом, и теперь я знаю, почему.
Должно было начаться последнее, самое трудное испытание, а мой наставник все медлил. Я начала понемногу наливаться нетерпением. Мне хотелось поскорее покончить с этой докукой. Кто знает, может, после того, как я закончу с испытанием, когда пройду его (а что тут проходить?), я смогу остаться наедине со своим наставником… Сил моих больше нет держать в себе эту тайну! Скажу ему, а там будь, что будет.
Я совсем расслабилась, ожидая сигнала наставника. И тут хлынул огненный дождь. Я училась управлять огненным дождем, но ценой каких усилий мне давался контроль над ним! Нет места невнимательности и расслабленности – это смертельно опасно. Я не то что не успела перехватить контроль, да я даже среагировать не успела, как оказалась в огненном облаке, и дождь начал жечь, корежить меня, изменять, а я заорала от боли, всемогущей, всепоглощающей. Я сгорала заживо, плавилась, текла. Я умирала, моя душа стремилась вырваться, покончить с болью моего несчастного тела любой ценой.
Но я не умерла. Мне не дали бы умереть. Убили мое тело, но не мою душу. Я очнулась только для того, чтобы снова хлопнуться в обморок, увидев, во что я превратилась. Четыре коротенькие лапки, длинный хвостик, изящная головка на вытянутой шее. У меня нет зеркала, но я знаю, мы все здесь такие. Такими нас сделали неудачные испытания. Почему я никогда не спрашивала у своего раскрасавчика-учителя, откуда берутся саламандры?
Я живу в камине со своими подружками. Иногда мы играем и резвимся в племени, и нам бывает даже весело, но ни одна из нас не забывает, кем была прежде. В этом камине живут только души, когда-то доверенные моему красивому наставнику.
Однажды два посвященных остановились у нашего камина, и долго стояли, глядя в пламя, где мы резвились. Наконец, один из них, тот, что постарше, хлопнул молодого по плечу:
- А ты молодец. Заполучил себе такую мощную саламандру.
- Да, - кивнул мой бывший наставник, - она была сильная. Но она решила в меня влюбиться. Все равно толку бы от нее не было.
И они пошли прочь, а я закричала: «Я найду твое сердце!» Мой крик был не громче, чем треск дров в очаге, но мой бывший наставник, наверное, его все-таки услышал и вздрогнул. Я найду его сердце, обязательно найду.