Весь мир и новые коньки в придачу
Я уже не помню, что стало причиной начала написания этого рассказа. Но как-то вот он написался, и, на мой взгляд, получился не самым плохим.
читать дальшеЕе звали Цирцеей, должно быть, потому, что она могла бы любого мужчину превратить в животное, лишь посмотрев на него, обдав его сияньем нечеловечески ярких, и, одновременно, таких темных глаз, призывно взмахнув ресницами, и тут же отвернувшись с явным безразличием.
Ни один мужчина не мог устоять перед светом этих чарующих глаз. Они глазели на ее ладную фигуру, обтянутую черным бархатом, и набирались храбрости, чтобы сказать ей несколько слов, в надежде получить благосклонный взгляд, хоть на мгновение привлечь ее внимание, а уж вызвать на ее губах улыбку – это было бы настоящим счастьем.
Были и другие мужчины, те, что не верили в силу, излучаемую полуприкрытыми глазами чаровницы. Те, что подстерегали удобного момента, чтобы хлопнуть по заднице или ущипнуть за грудь, и тем самым низвести ее до уровня обычных, смертных женщин, и не поклоняться ей, а использовать ее по прямому назначению, такую недоступную и самодовольную.
Мужчинам, посмевшим хотя бы прикоснуться к ней без должного почтения, не приходилось надеяться на ее снисходительность. Одно неуловимое движение – и наглец получал точный удар коленом в пах, и еще несколько легких ударов, от которых не каждый приходил потом в себя и возвращался в их бренный мир…
А сколько их полетело с лестниц – мраморных, с позолоченными перилами и темного тона коврами (в толпе, на пути к какому-нибудь аристократическому увеселению подобраться вплотную к Цирцее было немного проще). Она никогда не ошибалась в личности оскорбителя, безошибочно находила его в толпе и никогда не оставляла оскорбление без ответа.
Глядя на ее легкую поступь, на плавные движения, нельзя было даже предположить, что эта женщина может двигаться в несколько раз быстрее, и при этом успевает измочалить своего обидчика, превратив его в потенциального клиента реанимации. До сих пор мало кто верил, что женщина может так обойтись с мужчиной. Но Цирцея могла все. Более того, у нее это получалось легко и непринужденно. Ей это нравилось.
В мире существует не так уж много мужчин, которых оставляет равнодушными совершенная красота Цирцеи. Большинство таких мужчин живет в монастырях, и никогда не покидает монастырских стен. Остальные же представители сильного пола время от времени делали отчаянные попытки завоевать сердце гордой красавицы. Не очень-то пока у них это получалось. Площе было бы склонить к сожительству Снежную Королеву.
Цирцея не тянула с выводами, и чаще всего отказ очередному кавалеру следовал молниеносно. «Не хотите ли кофе, богиня?» «Нет, кофе в это время суток - абсурд». «Может, поужинаем вместе как-нибудь, дорогая?» «Ты что, хочешь, чтобы меня стошнило при виде твоей физиономии?». «Я хочу пригласить Вас на танец» «Боюсь, ты оттопчешь мне ноги».
Некоторые мужчины принимали отказ, как неизбежное зло, и уходили, не оглянувшись, некоторые делали вид, что смирялись, но продолжали оставаться поблизости, надеясь, что она передумает, а некоторые не склонны были принимать ее отказ, и пытались идти напролом. Вот эти-то обычно падали с лестниц, получали болезненные удары в нежные части тела, наносимые без всякого сожаления, а так же любые другие трюки, демонстрирующие мужчине довольно наглядно, что эта женщина вовсе не так беззащитна, как могло бы показаться со стороны.
Все эти мужчины, имевшие должно быть, много дел с кокетками, и переставшие верить в то, что если женщина говорит «нет», то она действительно говорит «нет», рисковали не только своим здоровьем. Цирцея не давала второго шанса никому из тех, кто посмел обойтись с ней, хоть сколько-нибудь грубо. Кроме того, такие мужчины могли смело оставлять свои нынешние привычки и отправляться в монастыри, потому что ни одна сколько-нибудь достойная женщина не взглянет на мужчину, который посмел оскорбить ее божество, воплощенное выражение женственности и женского достоинства.
Женская дружба – это редкая по своей обманчивости вещь. Как-то получилось. Что Цирцея, лишь начав появляться в обществе, повела себя, как идеал практически всех женщин, смелая, раскрепощенная, безжалостная самочка, знающая себе цену. Она заявила, что желает найти себе подходящего мужчину, чтобы взять его в мужья, но безжалостно отшивала тех, кто пытался оскорбить ее достоинство. Она не собиралась терпеть унижения, и отвечала на них с немалыми силой и пылом. В общем, Цирцея была женщиной. Настоящей. Истинной.
А еще у Цирцеи не было недостатков, присущих стервам-подругам. Она не уводила чужих женихов, и вообще, держалась с представителями сильного пола настолько холодно, насколько, насколько только позволяли условности. Цирцея была совершенна. Она была настолько прекраснее любой из женщин, что глупо было бы даже и думать составить ей конкуренцию. Она не смогла стать для женщин конкуренткой, зато смогла стать идеалом.
Молодой мужчина и совсем юная девушка остановились на середине мостика над оврагом, чтобы полюбоваться заходом солнца. Девушка улыбалась наивно и открыто, мужчина был несколько мрачен, и мрачнел все больше и больше, как будто заходящее солнце забирало с собой остатки его хорошего настроения, меняя его на тьму в душе и в сердце. Время шло, нужно было на что-то решаться.
Он осторожно обнял свою спутницу за плечи:
- Ты не замерзла? Поехали ко мне…
- Знаешь, уже поздно…
- Почему ты всегда отказываешь мне?
- Я не хочу возвращаться домой после полуночи. Новый день нужно встречать в своей постели.
- Тогда пригласи меня к себе. – Промолвил ее кавалер мрачно. Девушка коротко рассмеялась, должно быть, приняв его просьбу за хорошую шутку:
- Что ты, дорогой. Я живу по принципу: «мой дом – моя крепость».
«Дорогой» несколько мгновений смотрел на свою подружку, не понимая, издевается ли она над ним, или всерьез так считает. Он ничего не решил для себя, да это и не было важно на данный момент. Их отношения и не могли длиться бесконечно, настолько они, все-таки, были разные. Но то, что происходило сейчас, этот их безумный разговор… Нет, дальше так продолжаться не может. Голос мужчины звучал смиренно и даже ласково:
- Пойдем, милая, я отвезу тебя домой.
- Пойдем.
Она ничего не имела против поездок в его личном автомобиле, походов в кафе и театры, она принимала цветы, конфеты и мелкие сувениры с беспечностью, говорившей о многом… В то же время ему никак не удавалось затащить ее в постель. Сегодня был последний вечер, потому что чаша мужского терпения переполнилась.
Она небрежно впорхнула в его машину и привычно уселась рядом – ну, точь-в-точь ночная бабочка, только уж больно недоступной она оказалась. А ведь выбирал он ее, запав на эту необычайную легкость в общении… Если бы она все делала так же легко, как принимала подарки!
Он нахмурился и сказал, четко проговаривая слова:
- Послушай, так больше продолжаться не может! Мы с тобой гуляем по городу все дни напролет, сидим в каких-то забегаловках или в кино… Ты не хочешь поехать ко мне домой, но и к себе меня не приглашаешь. Почему? Что ты от меня хочешь, а?
Девушка удивленно отпрянула от мужчины:
- Я от тебя чего-то хочу? Что ты, разве я посмела бы? Просто… Я хочу узнать тебя поближе… Чтобы решить для себя… Кое-что…
Кое-что! Надо же, она еще смеет говорить столь любимыми ею иносказаниями!
- Но у тебя были в отношении меня какие-то планы? Ну, давай, милая, не отпирайся, скажи мне правду.
Девушка согласно наклонила голову:
- Ну, конечно же… Иначе зачем бы мне было проводить с тобой столько времени? – Взгляд ее огромных, широко открытых глаз не умилял его больше. Нужно же было показать себя таким идиотом и связаться с махровой идеалисткой. Но, может быть… Господи, может быть так, что она сейчас просто прикидывается? Мужчина поинтересовался вкрадчиво:
- Дорогая, а не могло так получиться, что у нас с тобой были совершенно разные планы в отношении друг друга?
Девушка растерянно произнесла:
- Но… Зачем ты тогда…
Вкрадчивый тон мужчины сменился насмешливым:
- Я выбрал тебя, потому что ты показалась мне и веселой, и понятливой девушкой, не то, что твои пустоголовые подружки, которые бредят замужеством и мечтают каждая родить по здоровому выводку ребятишек. И тат оказывается, что я жестоко ошибся… Я огорчен, дорогая, и ты должна меня понять…
- Что я должна понять? – Осторожно поинтересовалась девушка, догадываясь, что в их отношениях что-то внезапно разладилось, но даже не представляя еще, в какую беду попала.
- Ты уже взрослая, детка, и могла бы предположить, сто мужчине нужно нечто большее, чем каждодневные встречи, будь они под луной или при свете дня. Очень мило прогуливаться, держась за руки, на потеху встречным, но даже милых поцелуйчиков на прощание порой бывает мало. Ты что-то начинаешь понимать, не так ли?
- Что ты хочешь… - Не то девушку насторожил угрожающий тон разговора. То рой даже чрезмерно деликатного кавалера. Он недобро осклабился:
- Помолчи. Я хотел всего лишь твоего тепла, твоей ласки. Мне жаль, что ты не поняла этого сразу. Но я не хочу больше ждать. Я возьму то, чего хочу, и ты не сможешь мне помешать.
- Ты не посмеешь! – Выкрикнула девушка, когда руки мужчины прижали ее к спинке откинувшегося сиденья. Она больше не видела его лица. В глазах стоял туман, вызванный его грубыми прикосновениями и ее полным бессилием, но она слышала, прекрасно слышала его слова:
- Не посмею? Как же плохо, оказывается, ты меня знаешь, дорогая. Я посмею. А тебе. Радость моя, потом лучше молчать о том, что произошло. Никто тебе даже не посочувствует. А чего другого ты ждала, то и дело встречаясь с мужчиной наедине?
Страх девушки перешел к той степени, когда рождается крик, но мужчина зажал ей рот ладонью и злобно прошептал в ухо, одновременно пыхтя от возбуждения:
- Не вздумай кричать. Чем раньше я с тобой закончу, тем быстрее ты сможешь убраться восвояси. Ну же, не упрямься, лапочка, я все равно добьюсь своего…
Девушка кувырком вылетела из машины, дверка захлопнулась, и машина резко тронулась с места, а она осталась лежать там, измученная, опозоренная, поруганная…
Цирцея сделала глоток из бокала:
- Хорошее вино, Курт.
- Скажи, чего ты ждешь? Кого ты ищешь, Цир? О ком мечтаешь ночами? Почему отшиваешь лучших женихов?
- Знаешь, почему глашатаи из монастыря «Слез невинных» всем объявили о том, что я – богатая невеста, и ищу мужа? Чтобы я не испытывала иллюзий. Мне не нужны мужчины, которые считают, что я – всего лишь приложение к деньгам и положению в обществе. Я хочу мужчину, который любил бы меня. Но вокруг меня сейчас вьются только охотники за деньгами и земными благами.
- Поэтому ты так холодна? – Курт с любопытством смотрел на подругу. Они познакомились случайно, несколько лет назад. Тогда Цирцея еще жила в монастыре. Курт решил, что это навсегда, и жалел, что такая красота нашла здесь свой вечный приют (или вечное заточение?). С тех пор Курт относился к Цирцее не как к даме, а как к монахине, может, и желанной, но заведомо недоступной, и даже сейчас не мог сразу изменить своего отношения.
Цирцея пожала плечами:
- Никто из них даже не скрывает своих истинных мотивов. Как будто я продаю себя: свое тело и свой капитал, а взамен получаю брачный контракт, мужчину, который будет называться моим мужем.
- Ну, Цир… В высших кругах такие отношения – не редкость. Более того, они в ходу, потому что они честные. Разве ты хочешь, чтобы тебе лгали?
Цирцея изящно повела плечами:
- Они мне и так лгут. Лгут, что будут любить меня, а не мои деньги… И потом… Ни один из них не заслуживает чести стать отцом моих детей.
- Послушай… Для того, чтобы родить ребенка, не обязательно выходить замуж. Особенно имея такое состояние, как у тебя. И потом… Это будет только твой ребенок, и тебе не нужно будет делиться с его отцом… Или откупаться от него…
- Да, я уже подумала о таком варианте. Но, в таком случае, сколько времени мне нужно будет провести с мужчиной, чтобы убедиться, что он – тот самый? Что я хочу от него ребенка? Чем больше времени я уделю ему, тем сложнее потом будет от него откупиться. Он ведь все время будет в сомнении, – не продешевил ли?
Курт с сомнением оглядел свою прекрасную собеседницу:
- А ты не боишься, Цир, что беременность и роды испортят твою неземную красоту?
- Ты не знаешь, как я попала в монастырь, Курт. Я не стану рассказывать. Все это слишком печально, чтобы вспоминать. Скажу только – я родила сына, и, как видишь, материнство не повлияло на мою неземную красоту. Напротив, оно помогло мне стать такой, какова я сейчас.
- У тебя есть ребенок? Сын? – Лицо Курта выражало бесконечное изумление. Цирцея кивнула, внезапно ее глаза стали пронзительно-холодными:
- Да. Но его отец никогда не узнает о том, что у него родился ребенок.
Она не сразу пришла в себя, а когда стала осознавать реальность – ужаснулась. Как она могла довериться мужчине? Он сделал с ней такое… Жить с памятью об этом было бы слишком больно. Мучительно больно,. Впрочем, избавиться от этого легко. Не все мосты в этом городе висят над оврагами. Теперь бы только еще добраться до подходящего места…
Ноги не хотели держать, все тело мучительно болело. Она медленно двигалась, едва сдерживая стоны. Ей было так плохо… Но и сейчас ее воля была направлена к одному – поскорее со всем этим покончить. Было уже довольно поздно, когда она на трясущихся ногах доковыляла до середины моста. Это было так легко – головой вниз, и не было боли, унижения, не будет тоски и тягостных воспоминаний. Решимость ее была бесконечно сильна. Всего несколько шагов, и все закончится… Всего лишь несколько шагов.
Последний шаг ей сделать не дали. Чьи-то сильные руки сжали ее плечи и оттащили от края моста. Девушка рванулась прочь, но неизвестный крепко держал ее. Ее тащили прочь с моста. Девушка подумала, что, может быть, это ее мучитель опомнился и решил ее спасти, но нет… Сила этих рук была доброй, а его сила… Как ей позабыть жестокость его силы?
Нет, это был не ее раскаявшийся друг. Начать с того, что это была женщина. Она была красивой, статной, затянутой в черное облегающее одеяние. Ее глаза смотрели с теплом и сочувствием:
- Ну… Зачем ты? Неужели не жаль уходить из жизни такой молодой и красивой?
Девушка зябко повела плечами:
- Жить с этим? Грязной? Опозоренной? Я так не могу…
- В жизни всякое бывает. Если из-за каждой ерунды бросаться в реку… Подумай, ведь еще столько хорошего может быть, чего не было в твоей жизни. А сейчас, если ты уйдешь, вместе с тобой уйдет и то хорошее, что могло бы случиться, но не случилось.
Девушка вздохнула:
- Зато уйдет и все плохое, что могло бы со мной случиться.
- Да, разумеется. Но кто может предсказать, сколько в его жизни будет плохого, а сколько хорошего? Ну, рискни, дай себе еще один шанс. Все равно терять тебе уже нечего, а умереть ты всегда успеешь.
Девушка смотрела в сияющие голубые глаза собеседницы, и в сердце ее закрадывалось малодушие. Она вдруг поняла, что хочет жить. Как угодно, но жить. Найти силы забыть о своем позоре. Выжить после того, что произошло с ней сегодня. И в то же время… Это были не ее мысли. Она не думала так, пока не встретила эту женщину… Кстати…
- Кто ты? Почему ты говоришь так, что тебе хочется подчиняться? Тебя учили этому? Где и для чего?
Голубые звезды глаз слегка поблекли, чтобы тут же вспыхнуть еще ярче:
- Я – монахиня из монастыря «Слез невинных». Ты права, меня учили подчинять себе людей. Поступать так ради их блага. Просто чтобы помочь им выжить.
- Монахиня? – Девушка внимательно оглядела свою спасительницу, и на ее лице возникло сомнение: - Но ты не похожа на монахиню. Совсем не похожа.
Спасительница тряхнула пышными волосами и блеснула белозубой улыбкой:
- Конечно, нет. У нас не обычный монастырь. Мы очень богаты. Мы принимаем к себе женщин, которые были на самом краю, но нашли в себе силы продолжать жить. У нас бывают гости… Очень высокопоставленные дамы и господа… Они приходят посмотреть на нас… И жертвуют монастырю огромные деньги… Просто для того, чтобы всегда иметь возможность убедиться: в мире все еще есть леди, стойкие и прекрасные, живучие, как кошки, и столь же ласковые с теми, кому повезет завоевать наше сердце…
- Странный какой-то… монастырь… - Зачарованно произнесла девушка. Монахиня усмехнулась:
- У нас девушек учат многим полезным вещам. А знаешь, если бы ты сейчас не раздумала топиться, монастырь «Слез невинных» выкупил бы твою жизнь.
- Выкупил? Ты шутишь? Каким образом?
- Все очень просто. Сейчас ты отправишься со мной и поступишь в монастырь «Слез невинных». Получишь статус послушницы и огромный капитал – плату за то, что осталась в живых.
- Вы заплатите мне деньги, если я не умру? – Не уставала изумляться девушка. Монахиня добродушно кивнула:
- Ну да. В монастыре ты пройдешь курс обучения, и, когда инструкторы сочтут тебя готовой – сможешь выйти в свет. Кроме твоего собственного капитала монастырь даст тебе огромное приданое… Если ты согласишься вступить в брак по условиям монастыря. Впрочем, в этих условиях нет ничего унизительного.
- И все? От меня больше ничего не потребуется? – Девушка все еще никак не могла справиться со своим изумлением. Монахиня кивнула:
- Почти все. Есть еще одно условие. Если плодом насилия станет ребенок, ты не избавишься от него, а родишь… Монастырь позаботится о твоем малыше.
Девушка едва слышно застонала:
- Не хочу… Родить от этого ублюдка…
- Жизнь бесценна. Маленькому человеку и так не слишком повезло: он начинает свою жизнь из насилия. Помоги же ему утешиться, стань ему доброй и заботливой матерью… А мы, в свою очередь, сделаем все возможное для того, чтобы помочь утешиться тебе. Поверь, когда ты переживешь свою драму и захочешь выйти замуж, твое приданое заставит искать твоей руки лучших мужчин страны.
- Лучших самцов страны… - Задумчиво проговорила девушка и нервно облизнула губы. Что ж, это выглядело в достаточной степень привлекательно. Но еще более привлекало ее общество этих странных монахинь, таких прекрасных, богатых и уверенных в себе. Это был ее шанс утешиться, пожить окруженной уютом, родить ребенка и любить его, эту маленькую частичку себя…
Куда они шли в то раз? Не все ли равно? Вся жизнь Цирцеи превратилась в череду увеселений с непрерывными смотринами. Она шла, окруженная толпой хорошо одетых мужчин и женщин, которые вслух восхищались ее внезапной прихотью прогуляться пешком по центру города, и снисходительно щебетали о том, что очередное зрелище от них никуда не уйдет… Может быть, за ее спиной у них были вовсе не такие довольные лица, но это Цирцею совершенно не интересовало, она была прекрасно осведомлена о человеческом лицемерии.
Почему она захотела сегодня прогуляться? Может быть, Цирцее нравилось видеть, как ее разочарованная свита пытается сохранять приветливые лица, и шлепать рядом с ней по асфальту в своей модельной обуви, вовсе не предназначенной для ношения на улице («Хорошо еще, что сегодня не было дождя!» - насмешливо подумала Цирцея, наблюдая за мучениями своих спутников). Саму Цирцею несоответствие прогулке своей обуви не особенно волновало. Она была великолепна, как обычно.
Она увидела его у подземного перехода. Точнее, сначала Цирцея услышала звуки флейты, а потом увидела юношу, который играл на этой флейте что-то незнакомое, но чарующее, звучащее поистине волшебно.
Он стоял, прислонившись спиной к стене перехода, шершавой, из грубо обработанных камней, его глаза были полуприкрыты, а пальцы быстро-быстро сновали от одного отверстия флейты к другому. Перед ним лежала старая, потрепанная охотничья шляпа, которая когда-то была, несомненно, настоящей гордостью шляпных дел мастера.
Цирцея, не задумываясь, шагнула к нему, потом протянула руку назад, резко приказала, не глядя на свою свиту:
- Купюру покрупнее.
Тот, кто выполнил ее требование, действительно не поскупился – Цирцея небрежным жестом бросила купюру (та спланировала точнехенько в старую шляпу) и попросила тоном, непривычно мягким для этой, поистине всемогущей, женщины.
- Сыграй мне что-нибудь красивое.
Юноша кивнул с достоинством, но без подобострастия, несколько мгновений постоял в задумчивости, а потом поднес флейту к губам и заиграл. Цирцея знала эту мелодию. Старинная английская песня о несбывшейся любви короля… Да, это были «Зеленые рукава», одна из тех мелодий, которые Цирцея любила до монастыря…
Юноша играл, и его флейта будила старые, казалось бы, навечно уснувшие воспоминания. Юноша играл, а Цирцея вдруг подумала о том, что ей будет очень трудно расстаться с этим замечательным музыкантом… И тут же тряхнула головой, отгоняя старые воспоминания, и улыбнулась своей наивности: зачем расставаться, если не хочется?
Цирцея еще раз окинула взглядом юношу, на этот раз подмечая все детали. Миловиден. Светлые волосы чисто вымыты и уложены. Лицо и руки ухожены. Улыбка приятная. Одет он был демократично – в джинсы и футболку, на ногах были кроссовки. Все его вещи хотя и были слегка потрепанными, но раньше стоили недешево, потому что выпущены были известными фирмами, и по карману были только богатым людям. Как странно… Пожалуй, такой мужчина достоин сопровождать Цирцею.
Она протянула юноше руку и улыбнулась:
- Пойдем со мной.
Он встретился взглядом с ее темными глазами. Его глаза, казалось, хотели прочитать ее душу, как будто пронизывали насквозь:
- Ты действительно этого хочешь?
Он спросил так, что Цирцея всерьез задумалась: а чего же на самом деле она хочет? И ответила серьезно, очень серьезно:
- Да. Я хочу, чтобы ты пошел со мной!
- Тогда пойдем.
Юноша убрал флейту в футляр и повесил за спину, деньги из старой шляпы он небрежно сунул в карманы, скомкав при этом крупную купюру, словно это была простая бумажка, не имеющая никакой особенной ценности, а старую шляпу залихватски нахлобучил на голову, не обращая внимания на недоумевающие реплики за спиной Цирцеи. Она же лишь беззаботно улыбнулась:
- Готов? Пойдем.
Слухи о новом увлечении Цирцеи расползались, как змеи. Прекрасный юноша, покоривший сердце суровой красавицы виртуозной игрой на флейте, как будто не был фаворитом на час. Он держался уверенно, спокойно и даже важно. Цирцея спросила его, пока они шли к месту очередного увеселения:
- И как тебя зовут?
Он помолчал, будто с трудом вспоминал собственное имя, а потом произнес спокойно:
- Зови меня Лин. А как мне звать тебя?
- Цирцея. – Хмыкнула холодная гордячка. Знакомство состоялось, и теперь только время могло показать, во что выльется эта случайная встреча.
Тогда она еще не носила это имя – Цирцея, она выбрала его, уходя из монастыря. Выбрала такое, потому что так и не смогла забыть жестокости единственного в ее жизни мужчины. Не смогла, хотя и очень старалась. Не смогла, хотя окружающие сестры сделали многое, чтобы помочь ей забыть.
У нее родился сын. Она назвала его Эндрю. Сначала молодая мать заботилась о своем ребенке, потому что обещала это сестрам, потом ей это понравилось… Она по-настоящему привязалась к своему малышу, и в этом тоже была заслуга сестер. В монастыре было не много детей, и малыш Эндрю рос, как маленький принц, в окружении заботливых женщин. Он никогда не испытывал недостатка ни в игрушках, ни в женской ласке.
Иногда в монастырь приходили красивые, богатые и самоуверенные люди, смотрели на послушниц монастыря, говорили с ними, и в их обществе переставали держаться высокомерно и чванливо. Послушницы этого монастыря умели вызывать доверие и расположение к откровенности своим поведением, таким милым, строгим и трогательно-открытым, когда не было необходимости биться за свою жизнь.
Молоденькая послушница не рассказывала о ребенке своим высокомерным гостям. Специальные упражнения без следа уничтожили следы родов с ее тела, и никто бы не догадался, что у нее есть сын, ее любимый, славный малыш.
Молодой матери не удавалось проводить все время рядом со своим ребенком. Слишком много ей нужно было узнать, многому научиться, измениться так разительно и бесповоротно. Ее уверенность в себе, как будто утраченная навсегда, возвращалась, тяжелыми каплями заполняя все ее существо. Женщина должна иметь силы изменить свою жизнь, иначе достойна ли она этой жизни?
Когда у тебя все получается, когда все вокруг восхищаются твоей силой, тогда ты начинаешь чувствовать эту самую силу, со временем свыкаешься с ней и не представляешь себе жизнь иначе. Применяя силу, ты становишься еще сильнее, и снова применяешь силу… Так до того момента, когда наступает всемогущество. Наверное, большинство людей не достигает всемогущества только потому, что время человеческой жизни так коротко…
У Цирцеи были хорошие учителя. Они обращались с ней ласково, но твердо, уверенно вели ее по пути совершенствования. Это благодаря им она стала Цирцеей – женщиной, которая никому не позволить оскорбить себя, обидеть, и которая всегда сможет за себя постоять.
Если раньше Цирцею можно было назвать просто миленькой, то после всех усилий косметологов и стилистов Цирцея превратилась в роковую красавицу, и именно этот стиль, недобрый, слегка отдающий красками женщины-вамп, пришелся ей по душе и превратился не просто в манеру поведения, а еще и в некую защитную окраску, внутри которой находилась она сама – душа Цирцеи.
Может быть, эта идея с замужеством и огромным приданным и не очень пришлась Цирцее по душе, но она, тщательно все обдумав, пришла к верному выводу: если ее друзья и покровители сделали ей такое предложение, значит, так было нужно.
Тем более… Тем более, что однообразие монастырских стен стало, внезапно, раздражать, и из защитного кокона превратилось в обузу. Ее ждал огромный мир, который еще не знал Цирцею, и с которым Цирцее хотелось познакомиться поближе. Показать себя, и чтобы мир изумился ей… Она была права, мир изумился ей, но это случилось уже чуть позже, а пока Цирцея искала отговорки, чтобы отсрочить свой выход в свет, и сама же признавала их несостоятельными одну за другой.
Она еще так молода. Ей предстоит многому научиться. Да, но сначала следовало бы научиться применять то, что она уже узнала от своих добрых учителей. Нужно применять свои новые навыки, иначе их можно просто утратить.
Девушке не хотелось выставлять себя на торги, как богатую, хотя и весьма разборчивую невесту. У нее не будет недостатка в предложениях, ведь мужчины так любят деньги… Ничуть не меньше, чем женщины. Впрочем… Почему бы ей не превратиться из безответной добычи в суровую хищницу? В эту игру можно играть и вдвоем. Посмотрим еще, кто преуспеет в этой замечательной охоте.
Сын… У нее есть сын, она будет скучать по своему мальчику, и он будет скучать по ней… Да… Не так уж много времени Цирцея проводила со своим ребенком. Впрочем, всегда рядом были женщины, готовые заменить ее малышу мать. Нет, ее мальчик еще слишком мал, чтобы всерьез скучать по своей матери.
Поняв. Что даже материнский долг не держит ее в стенах монастыря, Цирцея, наконец, приняла решение выйти в свет, и скоро стала звездой на небосклоне светской жизни. Все было прекрасно, пока холодная красавица Цирцея не встретила мужчину, которого полюбила всем сердцем, и именно тогда она поняла: придирчиво выбирать достойного и любить – это вовсе не одно и то же…
- Так не может больше продолжаться, Цир! Я не хочу делить тебя с этими людьми, которые постоянно находятся рядом с тобой, эта твоя свита… Они ненавидят меня, потому что ты уделяешь мне больше внимания, чем им. Я готов убить их всех, и меня самого пугает такое желание…
Цирцея осторожно закрыла рот возлюбленного ладошкой:
- Я все понимаю. Я устала рваться между тобой и ними. Они, действительно, моя свита, мои декорации и статисты. Сейчас я еще не готова от них отказаться. Но я найду для нас возможность встречаться наедине, без свидетелей, поверь мне.
На лице Лина появилась усталая улыбка:
- Хорошо. Я верю тебе, дорогая… Просто…
- Я постараюсь. – Решительно пообещала Цирцея, и лицо ее вовсе не выражало радости воссоединения с возлюбленным. Необходимость прятаться по углам сильно портит радость даже самой пылкой влюбленности… Особенно если ты являешься ярчайшей звездой светского небосклона.
Курт ошеломленно замер на пороге библиотеки… Довольно часто и раньше дела не позволяли ему сразу же выйти к гостям, и в число таких гостей входила светская львица Цирцея. Она относилась к ожиданию стоически и даже равнодушно: позволяла провести себя в библиотеку, и там с головой уходила в какую-нибудь книжку (разумеется, легкое чтение, но никогда – любовные романы, которые, впрочем, трудно было бы отыскать в библиотеке одинокого мужчины), или лениво перелистывала листы тяжелых фолиантов, рассматривая иллюстрации. Так было всегда. Но не сегодня.
Сегодня Цирцея мерила библиотеку быстрыми, уверенными шагами, так не похожими на обычную плавную походку светской красавицы. Она так явно была чем-то обеспокоена, что Курт не счел нужным отвлекаться на приветствия, а сразу же поинтересовался:
- Что случилось?
Цирцея, находящаяся во время начала вопроса в дальнем конце библиотеки, резко обернулась с возгласом:
- Ну, наконец-то!
- Что-то срочное? – Уточнил Курт, уже понимая, что да, срочное. Рассказ Цирцеи о событиях последнего месяца не занял много времени. Поняв, в чем дело, Курт, в основном, был озабочен тем, чтобы не дать улыбке предательски расцвести на своем лице. Девушка переживает все слишком сильно. Вот и выдумала проблему. Чтобы жилось веселее… А на самом-то деле…
- И чем я могу тебе помочь?
- Ну… Мы могли бы встречаться у тебя… Если ты не против, конечно… - Цирцея внутренне сжалась, ожидая отказа. Действительно, разве Курт позволит бывать в своем доме незнакомому мужчине, может быть, и из хорошей семьи, но… Цирцея и сама-то не знает о Лине ничего, кроме того, что уже не может без него жить.
- Могли бы. Почему нет? Если ты доверяешь мне настолько, чтобы познакомить со своим возлюбленным – я не буду иметь ничего против. Дом большой.
Конечно же, Курту любопытно было взглянуть на того, кто сумел завоевать сердце «льдинки» Цирцеи. Но не говорить же об этом вслух, и не превращать себя, тем самым, из благодетеля в просителя!
Курт и Цирцея расстались. Вполне довольные жизнью и друг другом, чтобы снова встретиться как можно скорее. Цирцея решила, что она все-таки рискнет, и приведет Лина к Курту сама. Не стоит давать ему адрес и предоставлять возможность добираться самому… Может быть, потому. Что в том, аристократическом квартале, так хорошо охраняемом от хулиганов и убийц, случайного человека ожидали неприятности другого плана – буквально круглосуточное дежурство ведущие там папарацци, зарабатывающие на жизнь горячими снимками знаменитостей в неожиданных ракурсах, аристократические сутенеры аристократических шлюх, продавцы дорогого дурмана и прочие ловцы доверчивых душ с богатыми кошельками. За себя Цирцея не боялась, но вот Лин… Лин казался ей не слишком избалованным жизненным опытом юношей. Что же… Порой все мы кажемся не тем, что мы есть на самом деле.
Курт встречал гостей в холле. Первой порог переступила Цирцея. Влюбленность явно пошла ей впрок: и следа не осталось от ее вечного холодного высокомерия, сейчас девушка светилась от счастья и только что не порхала над полом. Когда Курт увидел, кто пришел с Цирцеей, с его лица свалилась обязательная приветливая улыбка, заготовленная заранее, уступив место искреннему недоумению.
Надо сказать, что обожаемый Лин, увидев друга и благодетеля Цирцеи, не смог сдержать невольного возгласа изумления. Услышав его недоуменное:
- Не может быть! – Цирцея резко обернулась к своему возлюбленному:
- Ты чем-то удивлен? Я же сказала тебе, что Курт с удовольствием примет нас у себя в гостях…
- Ты не называла имени, Цир. Такого совпадения я бы пропустить не смог. – Лин выдавил из себя улыбку. Улыбка эта была довольно растерянной, но все-таки это была улыбка, что говорило о некотором самообладании возлюбленного Цирцеи. Она лишь пожала плечами:
- Нет? Может быть. Но что изменилось бы, назови я тебе имя?
- Не знаю… Может быть, ничего. Но теперь-то точно изменится все. – В голосе Лина откуда-то появились усталость и обреченность. Цирцея вздрогнула:
- Да что, в конце концов, произошло? Лин, не молчи!
Лин взглянул в глаза стоящему у лестницы аристократу:
- Курт, ты ничего не скажешь?
- Ну… Я не ожидал увидеть с Цирцеей тебя. Но… Знаешь, нисколько не удивлен, что судьба свела вас вместе. Вы оба слегка сумасшедшие, не от мира сего. Осталось только надеяться, что вы нашли друг друга навсегда.
- Хорошее напутствие. Я тоже на это надеюсь, Курт. А теперь, пожалуйста, объясните мне, что здесь происходит! – Если Цирцея и была растеряна, то она умело скрыла свою растерянность. О, ее научили владеть собой в любых ситуациях, и даже когда с ситуацией еще вовсе ничего не ясно.
Курт пожал плечами. Он нисколько не сомневался в самообладании Цирцеи. Но понравится ли ей то, что она сейчас так жаждет узнать? Все будет зависеть от того, насколько сильно уже Цирцея успела привязаться к Лину…
- Я все расскажу, Цирцея. Наша с Лином странная таинственность, как ты ее могла бы охарактеризовать, объясняется просто некоторым замешательством… Давайте пройдем в мой кабинет и обсудим свои дела за чашечкой кофе… И, может быть, даже не одной, потому что разговор, скорее всего, окажется долгим. А ты, брат, - обратился Курт к Лину, - сможешь, наконец, осмотреть мой городской дом. Ты же хотел, да все времени не находилось.
- Да, брат. – Кивнул Лин, потом обернулся к Цирцее, - Пойдем, Цир.
Цирцея медленно переводила взгляд с одного на другого:
- Вы – братья?
Ответа она не дождалась. Лин лишь загадочно улыбался, а Курт молча пошел вперед, и Цирцее не оставалось иного, кроме как последовать за Куртом. Когда они удобно расселись по креслам с чашечками кофе в руках, Курт сказал:
- Да, мы с Лином братья. Я старше, как ты можешь догадаться. У нас с ним разные матери, но один отец. Но это, полагаю, не самое главное, что я должен тебе рассказать. Я никогда не говорил, а ты не спрашивала… Но теперь отступать некуда. И я, и Лин являемся принцами правящего герцогского дома, наш отец – великий герцог, то есть, номинально – глава этой страны…
Цирцея не показывала эмоций, хотя внутри нее все бурлило и кипело. Принцы короны… Да, Цирцея никогда не спрашивала у Курта о его положении в обществе, хотя и понимала, что в монастырь кого попало не пустят. Курта она считала человеком достойным… Но вовсе не принцем-наследником, каковым он оказался!
- Ну… Я поняла, кто ты, Курт. И даже догадалась, что в монастырь тебя привело вовсе не праздное любопытство… Ведь принц-наследник еще не женат?
- Да, именно. Я должен найти и взять в жены женщину, достойную быть главной женщиной правящего дома.
- И какими тебе показались женщины из монастыря?
- Они прекрасны, полны достоинства, и каждая из них могла бы стать мне хорошей женой, потому что все они знают, что такое долг и необходимость. С одной из этих дам я даже подружился, и понял, что тот, кто разбудит страсть в сердце любой из этих монахинь, станет очень счастливым человеком, и очень несчастным станет тот, кто женится на любой из них без любви.
- Почему ты не женился на этой своей подруге? – Взволнованно спросил Лин. – Отец, того и гляди, потеряет терпение…
Курт печально улыбнулся:
- Потому что я не разбудил сердце Цирцеи, братишка. А я видел, как жестока она может быть к тем, кого не любит. Мы подружились, и это прекрасно. Я не теряю присутствия духа, и надеюсь, что когда-нибудь в монастыре Слез Невинных появится новая послушница, которая полюбит меня, а я ее… Бывают же чудеса, да, брат?
Лин на ощупь нашел руку Цирцеи, сжал ее и ответил очень тихо:
- Да, бывают.
Однако Цирцея не собиралась останавливаться на достигнутом. Принцы из правящего дома тоже имели право на частную жизнь, поэтому подданные знали в лицо лишь правящую венценосную пару: великого герцога и великую герцогиню, а их отпрысков знали только по именам. Но иногда и знание имени значит немало:
- Хорошо, с Куртом все понятно. Но я что-то не припомню среди принцев дома ни одного по имени Лин. Или… Ты бастард? – Вопрос вырвался у Цирцеи быстрее, чем она смогла подумать, а не оскорбит ли Лина такой вопрос. Судя по тому, что на лице у ее возлюбленного появилась открытая, прямо-таки детская улыбка, вопрос его не оскорбил. Зато в голосе Курта звучала настоящая обида за брата:
- Ну, почему же сразу – бастард? У нашего отца пятеро детей, четыре принца и одна принцесса. Со мной мы уже разобрались, я – принц-наследник правящего дома. А это, позволь тебе представить, третий принц дома, Лореллин.
Цирцея вздрогнула. Не то, чтобы она никогда не слышала о золотоволосом красавчике Лореллине… слышала, и даже слишком много всего. Свое имя он получил за золотые волосы, и голубые, как небо, глаза.
От природы юноша точеным сложением, смазливой мордашкой, независимым нравом и цепким, пытливым умом. Наверное, судьба зло пошутила над окружающими, когда ко всему этому наградила Лореллина еще острым языком и независимыми суждениями. Это был самый прекрасный и самый несносный принц правящего дома. Он презирал вечно окружающих всех принцев детей аристократов и искал себе приятелей на стороне, выбирая их по личным качествам, а не по положению в обществе.
Больше прочих страдали от колких насмешек принца аристократские дочки. Прекрасный златокудрый юноша был ценной добычей, но приручить такого редкого зверя было куда как нелегко. В конце концов великий герцог уже отчаялся и махнул на сына рукой... И вот этого-то красавчика угораздило полюбить Цирцею...
На лице светской львицы появилось выражение странной мечтательности:
- Значит, ты – тот самый Лореллин? И как ты оказался на улице с флейтой? У отца наконец-то лопнуло терпение, и он выставил тебя из дому?
Лин отрицательно покачал головой:
- Нет, у нашего отца терпение поистине безграничное. Простоя я как-то слишком устал от своей повседневной компании и решил на время сменить обстановку. И ни на миг об этом не пожалел...
- Знаешь, я не представляю, как мы с тобой могли не встретиться. Мы же созданы друг для друга.
Лин вздохнул:
- Конечно, все это так... Принц дома и светская дама, богатая наследница, ищущая себе мужа... Ты не представляешь, как я ненавижу сопровождающие тебя оценивающие, сальные взгляды... Сколько я смогу выдержать эту пытку? Я хочу, чтобы ты принадлежала мне, мне безраздельно!
Цирцея, как истинная женщина, решила, что в этом случае усложнять ситуацию ни к чему, и с дивной непосредственностью предложила:
- А ты на мне женись. Сразу же все соперники уйдут в неведомые дали.
От такого предложения и Лин, и Курт на некоторое время онемели. Наконец, Лин, справившись со своим изумлением, спросил, все еще не веря своим ушам (уж слишком просто сбывалась такая мучительная для него любовь):
- И ты выйдешь за меня замуж? Зная все то, что говорят о принце дома Лореллине?
Цирцея как будто на мгновение задумалась, а потом легко кивнула:
- Ну да. А что делать, если я полюбила тебя, а ты оказался принцем дома Лореллином?
- Ты смелая женщина, Цир. – Резюмировал Курт все еще растерянно. Ему не верилось, что какая-то женщина покорила сердце брата настолько, что Лореллин готов даже на ней жениться. Цирцея кивнула:
- Возможно. Но, Лин, не ты один умеешь делать сюрпризы... Не спеши предлагать мне руку и сердце, подумай... И еще... Я никогда не была замужем, но у меня есть ребенок. Мальчик...
Лицо Лина менялось стремительно. Изумление, ошеломление, но не намека на брезгливость. В голосе звучала явная растерянность:
- Для молодой матери ты прекрасно выглядишь. А он красивый, твой сын? Как ты?
- Красивый. Он славный малыш, совсем не капризный. Правда, женщины в монастыре совсем избаловали его...
- Прекрасно. Беру вас обоих, и закроем эту тему. Курт, будь добр, позвони отцу, скажи, что завтра я приеду к обеду и представлю семье свою невесту.
Курт хихикнул:
- А почему ты сам не хочешь этого сделать?
- Боюсь, старик или не поверит, или лишится памяти от счастья. А заодно, для солидности, можешь сказать, что ты мне ее сосватал. Тогда отец точно тебе поверит.
- Ну... Хорошо. Жаль, я е увижу лицо отца, когда он услышит эту новость.
Великий герцог стоически перенес весть о женитьбе своего третьего сына на светской львице с ребенком, а, познакомившись с Цирцеей, и вовсе перестал сомневаться в выборе сына. Цирцея будет прекрасной женой для принца, а ребенок в доме, может быть, сделает Лореллина серьезнее.
Свадебная церемония была пышной и красивой. Свидетелем со стороны жениха был наследный принц Курт, свидетельницей со стороны невесты была монахиня из монастыря «Слез невинных», которая не так давно спасла две жизни: жизнь той, кого сейчас называют Цирцеей, и ее ребенка.
Что бы там ни говорили о причинах, побудивших холодную красавицу и слишком разборчивого принца соединить свои судьбы, все они все они были немножко правы и немножко не правы. Конечно, принцу нужна была рядом с ним стерва, и девушки аристократки были для него слишком хорошо воспитаны. Конечно, Цирцее надоело покорять сердца простых смертных, и только принц сумел добиться от нее взаимности. Но только... Сплетники забывают о том, что любовь сметает все преграды со своего пути.
И, конечно же, никто не удивился тому, как радушно Цирцею приняли в герцогскую семью. У нее было такое огромное приданное, а лишние деньги еще никому не мешали. Но вообще-то... В монастыре Цирцее дали не только несметное богатство, но и умение всегда оставаться настоящей леди.
читать дальшеЕе звали Цирцеей, должно быть, потому, что она могла бы любого мужчину превратить в животное, лишь посмотрев на него, обдав его сияньем нечеловечески ярких, и, одновременно, таких темных глаз, призывно взмахнув ресницами, и тут же отвернувшись с явным безразличием.
Ни один мужчина не мог устоять перед светом этих чарующих глаз. Они глазели на ее ладную фигуру, обтянутую черным бархатом, и набирались храбрости, чтобы сказать ей несколько слов, в надежде получить благосклонный взгляд, хоть на мгновение привлечь ее внимание, а уж вызвать на ее губах улыбку – это было бы настоящим счастьем.
Были и другие мужчины, те, что не верили в силу, излучаемую полуприкрытыми глазами чаровницы. Те, что подстерегали удобного момента, чтобы хлопнуть по заднице или ущипнуть за грудь, и тем самым низвести ее до уровня обычных, смертных женщин, и не поклоняться ей, а использовать ее по прямому назначению, такую недоступную и самодовольную.
Мужчинам, посмевшим хотя бы прикоснуться к ней без должного почтения, не приходилось надеяться на ее снисходительность. Одно неуловимое движение – и наглец получал точный удар коленом в пах, и еще несколько легких ударов, от которых не каждый приходил потом в себя и возвращался в их бренный мир…
А сколько их полетело с лестниц – мраморных, с позолоченными перилами и темного тона коврами (в толпе, на пути к какому-нибудь аристократическому увеселению подобраться вплотную к Цирцее было немного проще). Она никогда не ошибалась в личности оскорбителя, безошибочно находила его в толпе и никогда не оставляла оскорбление без ответа.
Глядя на ее легкую поступь, на плавные движения, нельзя было даже предположить, что эта женщина может двигаться в несколько раз быстрее, и при этом успевает измочалить своего обидчика, превратив его в потенциального клиента реанимации. До сих пор мало кто верил, что женщина может так обойтись с мужчиной. Но Цирцея могла все. Более того, у нее это получалось легко и непринужденно. Ей это нравилось.
В мире существует не так уж много мужчин, которых оставляет равнодушными совершенная красота Цирцеи. Большинство таких мужчин живет в монастырях, и никогда не покидает монастырских стен. Остальные же представители сильного пола время от времени делали отчаянные попытки завоевать сердце гордой красавицы. Не очень-то пока у них это получалось. Площе было бы склонить к сожительству Снежную Королеву.
Цирцея не тянула с выводами, и чаще всего отказ очередному кавалеру следовал молниеносно. «Не хотите ли кофе, богиня?» «Нет, кофе в это время суток - абсурд». «Может, поужинаем вместе как-нибудь, дорогая?» «Ты что, хочешь, чтобы меня стошнило при виде твоей физиономии?». «Я хочу пригласить Вас на танец» «Боюсь, ты оттопчешь мне ноги».
Некоторые мужчины принимали отказ, как неизбежное зло, и уходили, не оглянувшись, некоторые делали вид, что смирялись, но продолжали оставаться поблизости, надеясь, что она передумает, а некоторые не склонны были принимать ее отказ, и пытались идти напролом. Вот эти-то обычно падали с лестниц, получали болезненные удары в нежные части тела, наносимые без всякого сожаления, а так же любые другие трюки, демонстрирующие мужчине довольно наглядно, что эта женщина вовсе не так беззащитна, как могло бы показаться со стороны.
Все эти мужчины, имевшие должно быть, много дел с кокетками, и переставшие верить в то, что если женщина говорит «нет», то она действительно говорит «нет», рисковали не только своим здоровьем. Цирцея не давала второго шанса никому из тех, кто посмел обойтись с ней, хоть сколько-нибудь грубо. Кроме того, такие мужчины могли смело оставлять свои нынешние привычки и отправляться в монастыри, потому что ни одна сколько-нибудь достойная женщина не взглянет на мужчину, который посмел оскорбить ее божество, воплощенное выражение женственности и женского достоинства.
Женская дружба – это редкая по своей обманчивости вещь. Как-то получилось. Что Цирцея, лишь начав появляться в обществе, повела себя, как идеал практически всех женщин, смелая, раскрепощенная, безжалостная самочка, знающая себе цену. Она заявила, что желает найти себе подходящего мужчину, чтобы взять его в мужья, но безжалостно отшивала тех, кто пытался оскорбить ее достоинство. Она не собиралась терпеть унижения, и отвечала на них с немалыми силой и пылом. В общем, Цирцея была женщиной. Настоящей. Истинной.
А еще у Цирцеи не было недостатков, присущих стервам-подругам. Она не уводила чужих женихов, и вообще, держалась с представителями сильного пола настолько холодно, насколько, насколько только позволяли условности. Цирцея была совершенна. Она была настолько прекраснее любой из женщин, что глупо было бы даже и думать составить ей конкуренцию. Она не смогла стать для женщин конкуренткой, зато смогла стать идеалом.
Молодой мужчина и совсем юная девушка остановились на середине мостика над оврагом, чтобы полюбоваться заходом солнца. Девушка улыбалась наивно и открыто, мужчина был несколько мрачен, и мрачнел все больше и больше, как будто заходящее солнце забирало с собой остатки его хорошего настроения, меняя его на тьму в душе и в сердце. Время шло, нужно было на что-то решаться.
Он осторожно обнял свою спутницу за плечи:
- Ты не замерзла? Поехали ко мне…
- Знаешь, уже поздно…
- Почему ты всегда отказываешь мне?
- Я не хочу возвращаться домой после полуночи. Новый день нужно встречать в своей постели.
- Тогда пригласи меня к себе. – Промолвил ее кавалер мрачно. Девушка коротко рассмеялась, должно быть, приняв его просьбу за хорошую шутку:
- Что ты, дорогой. Я живу по принципу: «мой дом – моя крепость».
«Дорогой» несколько мгновений смотрел на свою подружку, не понимая, издевается ли она над ним, или всерьез так считает. Он ничего не решил для себя, да это и не было важно на данный момент. Их отношения и не могли длиться бесконечно, настолько они, все-таки, были разные. Но то, что происходило сейчас, этот их безумный разговор… Нет, дальше так продолжаться не может. Голос мужчины звучал смиренно и даже ласково:
- Пойдем, милая, я отвезу тебя домой.
- Пойдем.
Она ничего не имела против поездок в его личном автомобиле, походов в кафе и театры, она принимала цветы, конфеты и мелкие сувениры с беспечностью, говорившей о многом… В то же время ему никак не удавалось затащить ее в постель. Сегодня был последний вечер, потому что чаша мужского терпения переполнилась.
Она небрежно впорхнула в его машину и привычно уселась рядом – ну, точь-в-точь ночная бабочка, только уж больно недоступной она оказалась. А ведь выбирал он ее, запав на эту необычайную легкость в общении… Если бы она все делала так же легко, как принимала подарки!
Он нахмурился и сказал, четко проговаривая слова:
- Послушай, так больше продолжаться не может! Мы с тобой гуляем по городу все дни напролет, сидим в каких-то забегаловках или в кино… Ты не хочешь поехать ко мне домой, но и к себе меня не приглашаешь. Почему? Что ты от меня хочешь, а?
Девушка удивленно отпрянула от мужчины:
- Я от тебя чего-то хочу? Что ты, разве я посмела бы? Просто… Я хочу узнать тебя поближе… Чтобы решить для себя… Кое-что…
Кое-что! Надо же, она еще смеет говорить столь любимыми ею иносказаниями!
- Но у тебя были в отношении меня какие-то планы? Ну, давай, милая, не отпирайся, скажи мне правду.
Девушка согласно наклонила голову:
- Ну, конечно же… Иначе зачем бы мне было проводить с тобой столько времени? – Взгляд ее огромных, широко открытых глаз не умилял его больше. Нужно же было показать себя таким идиотом и связаться с махровой идеалисткой. Но, может быть… Господи, может быть так, что она сейчас просто прикидывается? Мужчина поинтересовался вкрадчиво:
- Дорогая, а не могло так получиться, что у нас с тобой были совершенно разные планы в отношении друг друга?
Девушка растерянно произнесла:
- Но… Зачем ты тогда…
Вкрадчивый тон мужчины сменился насмешливым:
- Я выбрал тебя, потому что ты показалась мне и веселой, и понятливой девушкой, не то, что твои пустоголовые подружки, которые бредят замужеством и мечтают каждая родить по здоровому выводку ребятишек. И тат оказывается, что я жестоко ошибся… Я огорчен, дорогая, и ты должна меня понять…
- Что я должна понять? – Осторожно поинтересовалась девушка, догадываясь, что в их отношениях что-то внезапно разладилось, но даже не представляя еще, в какую беду попала.
- Ты уже взрослая, детка, и могла бы предположить, сто мужчине нужно нечто большее, чем каждодневные встречи, будь они под луной или при свете дня. Очень мило прогуливаться, держась за руки, на потеху встречным, но даже милых поцелуйчиков на прощание порой бывает мало. Ты что-то начинаешь понимать, не так ли?
- Что ты хочешь… - Не то девушку насторожил угрожающий тон разговора. То рой даже чрезмерно деликатного кавалера. Он недобро осклабился:
- Помолчи. Я хотел всего лишь твоего тепла, твоей ласки. Мне жаль, что ты не поняла этого сразу. Но я не хочу больше ждать. Я возьму то, чего хочу, и ты не сможешь мне помешать.
- Ты не посмеешь! – Выкрикнула девушка, когда руки мужчины прижали ее к спинке откинувшегося сиденья. Она больше не видела его лица. В глазах стоял туман, вызванный его грубыми прикосновениями и ее полным бессилием, но она слышала, прекрасно слышала его слова:
- Не посмею? Как же плохо, оказывается, ты меня знаешь, дорогая. Я посмею. А тебе. Радость моя, потом лучше молчать о том, что произошло. Никто тебе даже не посочувствует. А чего другого ты ждала, то и дело встречаясь с мужчиной наедине?
Страх девушки перешел к той степени, когда рождается крик, но мужчина зажал ей рот ладонью и злобно прошептал в ухо, одновременно пыхтя от возбуждения:
- Не вздумай кричать. Чем раньше я с тобой закончу, тем быстрее ты сможешь убраться восвояси. Ну же, не упрямься, лапочка, я все равно добьюсь своего…
Девушка кувырком вылетела из машины, дверка захлопнулась, и машина резко тронулась с места, а она осталась лежать там, измученная, опозоренная, поруганная…
Цирцея сделала глоток из бокала:
- Хорошее вино, Курт.
- Скажи, чего ты ждешь? Кого ты ищешь, Цир? О ком мечтаешь ночами? Почему отшиваешь лучших женихов?
- Знаешь, почему глашатаи из монастыря «Слез невинных» всем объявили о том, что я – богатая невеста, и ищу мужа? Чтобы я не испытывала иллюзий. Мне не нужны мужчины, которые считают, что я – всего лишь приложение к деньгам и положению в обществе. Я хочу мужчину, который любил бы меня. Но вокруг меня сейчас вьются только охотники за деньгами и земными благами.
- Поэтому ты так холодна? – Курт с любопытством смотрел на подругу. Они познакомились случайно, несколько лет назад. Тогда Цирцея еще жила в монастыре. Курт решил, что это навсегда, и жалел, что такая красота нашла здесь свой вечный приют (или вечное заточение?). С тех пор Курт относился к Цирцее не как к даме, а как к монахине, может, и желанной, но заведомо недоступной, и даже сейчас не мог сразу изменить своего отношения.
Цирцея пожала плечами:
- Никто из них даже не скрывает своих истинных мотивов. Как будто я продаю себя: свое тело и свой капитал, а взамен получаю брачный контракт, мужчину, который будет называться моим мужем.
- Ну, Цир… В высших кругах такие отношения – не редкость. Более того, они в ходу, потому что они честные. Разве ты хочешь, чтобы тебе лгали?
Цирцея изящно повела плечами:
- Они мне и так лгут. Лгут, что будут любить меня, а не мои деньги… И потом… Ни один из них не заслуживает чести стать отцом моих детей.
- Послушай… Для того, чтобы родить ребенка, не обязательно выходить замуж. Особенно имея такое состояние, как у тебя. И потом… Это будет только твой ребенок, и тебе не нужно будет делиться с его отцом… Или откупаться от него…
- Да, я уже подумала о таком варианте. Но, в таком случае, сколько времени мне нужно будет провести с мужчиной, чтобы убедиться, что он – тот самый? Что я хочу от него ребенка? Чем больше времени я уделю ему, тем сложнее потом будет от него откупиться. Он ведь все время будет в сомнении, – не продешевил ли?
Курт с сомнением оглядел свою прекрасную собеседницу:
- А ты не боишься, Цир, что беременность и роды испортят твою неземную красоту?
- Ты не знаешь, как я попала в монастырь, Курт. Я не стану рассказывать. Все это слишком печально, чтобы вспоминать. Скажу только – я родила сына, и, как видишь, материнство не повлияло на мою неземную красоту. Напротив, оно помогло мне стать такой, какова я сейчас.
- У тебя есть ребенок? Сын? – Лицо Курта выражало бесконечное изумление. Цирцея кивнула, внезапно ее глаза стали пронзительно-холодными:
- Да. Но его отец никогда не узнает о том, что у него родился ребенок.
Она не сразу пришла в себя, а когда стала осознавать реальность – ужаснулась. Как она могла довериться мужчине? Он сделал с ней такое… Жить с памятью об этом было бы слишком больно. Мучительно больно,. Впрочем, избавиться от этого легко. Не все мосты в этом городе висят над оврагами. Теперь бы только еще добраться до подходящего места…
Ноги не хотели держать, все тело мучительно болело. Она медленно двигалась, едва сдерживая стоны. Ей было так плохо… Но и сейчас ее воля была направлена к одному – поскорее со всем этим покончить. Было уже довольно поздно, когда она на трясущихся ногах доковыляла до середины моста. Это было так легко – головой вниз, и не было боли, унижения, не будет тоски и тягостных воспоминаний. Решимость ее была бесконечно сильна. Всего несколько шагов, и все закончится… Всего лишь несколько шагов.
Последний шаг ей сделать не дали. Чьи-то сильные руки сжали ее плечи и оттащили от края моста. Девушка рванулась прочь, но неизвестный крепко держал ее. Ее тащили прочь с моста. Девушка подумала, что, может быть, это ее мучитель опомнился и решил ее спасти, но нет… Сила этих рук была доброй, а его сила… Как ей позабыть жестокость его силы?
Нет, это был не ее раскаявшийся друг. Начать с того, что это была женщина. Она была красивой, статной, затянутой в черное облегающее одеяние. Ее глаза смотрели с теплом и сочувствием:
- Ну… Зачем ты? Неужели не жаль уходить из жизни такой молодой и красивой?
Девушка зябко повела плечами:
- Жить с этим? Грязной? Опозоренной? Я так не могу…
- В жизни всякое бывает. Если из-за каждой ерунды бросаться в реку… Подумай, ведь еще столько хорошего может быть, чего не было в твоей жизни. А сейчас, если ты уйдешь, вместе с тобой уйдет и то хорошее, что могло бы случиться, но не случилось.
Девушка вздохнула:
- Зато уйдет и все плохое, что могло бы со мной случиться.
- Да, разумеется. Но кто может предсказать, сколько в его жизни будет плохого, а сколько хорошего? Ну, рискни, дай себе еще один шанс. Все равно терять тебе уже нечего, а умереть ты всегда успеешь.
Девушка смотрела в сияющие голубые глаза собеседницы, и в сердце ее закрадывалось малодушие. Она вдруг поняла, что хочет жить. Как угодно, но жить. Найти силы забыть о своем позоре. Выжить после того, что произошло с ней сегодня. И в то же время… Это были не ее мысли. Она не думала так, пока не встретила эту женщину… Кстати…
- Кто ты? Почему ты говоришь так, что тебе хочется подчиняться? Тебя учили этому? Где и для чего?
Голубые звезды глаз слегка поблекли, чтобы тут же вспыхнуть еще ярче:
- Я – монахиня из монастыря «Слез невинных». Ты права, меня учили подчинять себе людей. Поступать так ради их блага. Просто чтобы помочь им выжить.
- Монахиня? – Девушка внимательно оглядела свою спасительницу, и на ее лице возникло сомнение: - Но ты не похожа на монахиню. Совсем не похожа.
Спасительница тряхнула пышными волосами и блеснула белозубой улыбкой:
- Конечно, нет. У нас не обычный монастырь. Мы очень богаты. Мы принимаем к себе женщин, которые были на самом краю, но нашли в себе силы продолжать жить. У нас бывают гости… Очень высокопоставленные дамы и господа… Они приходят посмотреть на нас… И жертвуют монастырю огромные деньги… Просто для того, чтобы всегда иметь возможность убедиться: в мире все еще есть леди, стойкие и прекрасные, живучие, как кошки, и столь же ласковые с теми, кому повезет завоевать наше сердце…
- Странный какой-то… монастырь… - Зачарованно произнесла девушка. Монахиня усмехнулась:
- У нас девушек учат многим полезным вещам. А знаешь, если бы ты сейчас не раздумала топиться, монастырь «Слез невинных» выкупил бы твою жизнь.
- Выкупил? Ты шутишь? Каким образом?
- Все очень просто. Сейчас ты отправишься со мной и поступишь в монастырь «Слез невинных». Получишь статус послушницы и огромный капитал – плату за то, что осталась в живых.
- Вы заплатите мне деньги, если я не умру? – Не уставала изумляться девушка. Монахиня добродушно кивнула:
- Ну да. В монастыре ты пройдешь курс обучения, и, когда инструкторы сочтут тебя готовой – сможешь выйти в свет. Кроме твоего собственного капитала монастырь даст тебе огромное приданое… Если ты согласишься вступить в брак по условиям монастыря. Впрочем, в этих условиях нет ничего унизительного.
- И все? От меня больше ничего не потребуется? – Девушка все еще никак не могла справиться со своим изумлением. Монахиня кивнула:
- Почти все. Есть еще одно условие. Если плодом насилия станет ребенок, ты не избавишься от него, а родишь… Монастырь позаботится о твоем малыше.
Девушка едва слышно застонала:
- Не хочу… Родить от этого ублюдка…
- Жизнь бесценна. Маленькому человеку и так не слишком повезло: он начинает свою жизнь из насилия. Помоги же ему утешиться, стань ему доброй и заботливой матерью… А мы, в свою очередь, сделаем все возможное для того, чтобы помочь утешиться тебе. Поверь, когда ты переживешь свою драму и захочешь выйти замуж, твое приданое заставит искать твоей руки лучших мужчин страны.
- Лучших самцов страны… - Задумчиво проговорила девушка и нервно облизнула губы. Что ж, это выглядело в достаточной степень привлекательно. Но еще более привлекало ее общество этих странных монахинь, таких прекрасных, богатых и уверенных в себе. Это был ее шанс утешиться, пожить окруженной уютом, родить ребенка и любить его, эту маленькую частичку себя…
Куда они шли в то раз? Не все ли равно? Вся жизнь Цирцеи превратилась в череду увеселений с непрерывными смотринами. Она шла, окруженная толпой хорошо одетых мужчин и женщин, которые вслух восхищались ее внезапной прихотью прогуляться пешком по центру города, и снисходительно щебетали о том, что очередное зрелище от них никуда не уйдет… Может быть, за ее спиной у них были вовсе не такие довольные лица, но это Цирцею совершенно не интересовало, она была прекрасно осведомлена о человеческом лицемерии.
Почему она захотела сегодня прогуляться? Может быть, Цирцее нравилось видеть, как ее разочарованная свита пытается сохранять приветливые лица, и шлепать рядом с ней по асфальту в своей модельной обуви, вовсе не предназначенной для ношения на улице («Хорошо еще, что сегодня не было дождя!» - насмешливо подумала Цирцея, наблюдая за мучениями своих спутников). Саму Цирцею несоответствие прогулке своей обуви не особенно волновало. Она была великолепна, как обычно.
Она увидела его у подземного перехода. Точнее, сначала Цирцея услышала звуки флейты, а потом увидела юношу, который играл на этой флейте что-то незнакомое, но чарующее, звучащее поистине волшебно.
Он стоял, прислонившись спиной к стене перехода, шершавой, из грубо обработанных камней, его глаза были полуприкрыты, а пальцы быстро-быстро сновали от одного отверстия флейты к другому. Перед ним лежала старая, потрепанная охотничья шляпа, которая когда-то была, несомненно, настоящей гордостью шляпных дел мастера.
Цирцея, не задумываясь, шагнула к нему, потом протянула руку назад, резко приказала, не глядя на свою свиту:
- Купюру покрупнее.
Тот, кто выполнил ее требование, действительно не поскупился – Цирцея небрежным жестом бросила купюру (та спланировала точнехенько в старую шляпу) и попросила тоном, непривычно мягким для этой, поистине всемогущей, женщины.
- Сыграй мне что-нибудь красивое.
Юноша кивнул с достоинством, но без подобострастия, несколько мгновений постоял в задумчивости, а потом поднес флейту к губам и заиграл. Цирцея знала эту мелодию. Старинная английская песня о несбывшейся любви короля… Да, это были «Зеленые рукава», одна из тех мелодий, которые Цирцея любила до монастыря…
Юноша играл, и его флейта будила старые, казалось бы, навечно уснувшие воспоминания. Юноша играл, а Цирцея вдруг подумала о том, что ей будет очень трудно расстаться с этим замечательным музыкантом… И тут же тряхнула головой, отгоняя старые воспоминания, и улыбнулась своей наивности: зачем расставаться, если не хочется?
Цирцея еще раз окинула взглядом юношу, на этот раз подмечая все детали. Миловиден. Светлые волосы чисто вымыты и уложены. Лицо и руки ухожены. Улыбка приятная. Одет он был демократично – в джинсы и футболку, на ногах были кроссовки. Все его вещи хотя и были слегка потрепанными, но раньше стоили недешево, потому что выпущены были известными фирмами, и по карману были только богатым людям. Как странно… Пожалуй, такой мужчина достоин сопровождать Цирцею.
Она протянула юноше руку и улыбнулась:
- Пойдем со мной.
Он встретился взглядом с ее темными глазами. Его глаза, казалось, хотели прочитать ее душу, как будто пронизывали насквозь:
- Ты действительно этого хочешь?
Он спросил так, что Цирцея всерьез задумалась: а чего же на самом деле она хочет? И ответила серьезно, очень серьезно:
- Да. Я хочу, чтобы ты пошел со мной!
- Тогда пойдем.
Юноша убрал флейту в футляр и повесил за спину, деньги из старой шляпы он небрежно сунул в карманы, скомкав при этом крупную купюру, словно это была простая бумажка, не имеющая никакой особенной ценности, а старую шляпу залихватски нахлобучил на голову, не обращая внимания на недоумевающие реплики за спиной Цирцеи. Она же лишь беззаботно улыбнулась:
- Готов? Пойдем.
Слухи о новом увлечении Цирцеи расползались, как змеи. Прекрасный юноша, покоривший сердце суровой красавицы виртуозной игрой на флейте, как будто не был фаворитом на час. Он держался уверенно, спокойно и даже важно. Цирцея спросила его, пока они шли к месту очередного увеселения:
- И как тебя зовут?
Он помолчал, будто с трудом вспоминал собственное имя, а потом произнес спокойно:
- Зови меня Лин. А как мне звать тебя?
- Цирцея. – Хмыкнула холодная гордячка. Знакомство состоялось, и теперь только время могло показать, во что выльется эта случайная встреча.
Тогда она еще не носила это имя – Цирцея, она выбрала его, уходя из монастыря. Выбрала такое, потому что так и не смогла забыть жестокости единственного в ее жизни мужчины. Не смогла, хотя и очень старалась. Не смогла, хотя окружающие сестры сделали многое, чтобы помочь ей забыть.
У нее родился сын. Она назвала его Эндрю. Сначала молодая мать заботилась о своем ребенке, потому что обещала это сестрам, потом ей это понравилось… Она по-настоящему привязалась к своему малышу, и в этом тоже была заслуга сестер. В монастыре было не много детей, и малыш Эндрю рос, как маленький принц, в окружении заботливых женщин. Он никогда не испытывал недостатка ни в игрушках, ни в женской ласке.
Иногда в монастырь приходили красивые, богатые и самоуверенные люди, смотрели на послушниц монастыря, говорили с ними, и в их обществе переставали держаться высокомерно и чванливо. Послушницы этого монастыря умели вызывать доверие и расположение к откровенности своим поведением, таким милым, строгим и трогательно-открытым, когда не было необходимости биться за свою жизнь.
Молоденькая послушница не рассказывала о ребенке своим высокомерным гостям. Специальные упражнения без следа уничтожили следы родов с ее тела, и никто бы не догадался, что у нее есть сын, ее любимый, славный малыш.
Молодой матери не удавалось проводить все время рядом со своим ребенком. Слишком много ей нужно было узнать, многому научиться, измениться так разительно и бесповоротно. Ее уверенность в себе, как будто утраченная навсегда, возвращалась, тяжелыми каплями заполняя все ее существо. Женщина должна иметь силы изменить свою жизнь, иначе достойна ли она этой жизни?
Когда у тебя все получается, когда все вокруг восхищаются твоей силой, тогда ты начинаешь чувствовать эту самую силу, со временем свыкаешься с ней и не представляешь себе жизнь иначе. Применяя силу, ты становишься еще сильнее, и снова применяешь силу… Так до того момента, когда наступает всемогущество. Наверное, большинство людей не достигает всемогущества только потому, что время человеческой жизни так коротко…
У Цирцеи были хорошие учителя. Они обращались с ней ласково, но твердо, уверенно вели ее по пути совершенствования. Это благодаря им она стала Цирцеей – женщиной, которая никому не позволить оскорбить себя, обидеть, и которая всегда сможет за себя постоять.
Если раньше Цирцею можно было назвать просто миленькой, то после всех усилий косметологов и стилистов Цирцея превратилась в роковую красавицу, и именно этот стиль, недобрый, слегка отдающий красками женщины-вамп, пришелся ей по душе и превратился не просто в манеру поведения, а еще и в некую защитную окраску, внутри которой находилась она сама – душа Цирцеи.
Может быть, эта идея с замужеством и огромным приданным и не очень пришлась Цирцее по душе, но она, тщательно все обдумав, пришла к верному выводу: если ее друзья и покровители сделали ей такое предложение, значит, так было нужно.
Тем более… Тем более, что однообразие монастырских стен стало, внезапно, раздражать, и из защитного кокона превратилось в обузу. Ее ждал огромный мир, который еще не знал Цирцею, и с которым Цирцее хотелось познакомиться поближе. Показать себя, и чтобы мир изумился ей… Она была права, мир изумился ей, но это случилось уже чуть позже, а пока Цирцея искала отговорки, чтобы отсрочить свой выход в свет, и сама же признавала их несостоятельными одну за другой.
Она еще так молода. Ей предстоит многому научиться. Да, но сначала следовало бы научиться применять то, что она уже узнала от своих добрых учителей. Нужно применять свои новые навыки, иначе их можно просто утратить.
Девушке не хотелось выставлять себя на торги, как богатую, хотя и весьма разборчивую невесту. У нее не будет недостатка в предложениях, ведь мужчины так любят деньги… Ничуть не меньше, чем женщины. Впрочем… Почему бы ей не превратиться из безответной добычи в суровую хищницу? В эту игру можно играть и вдвоем. Посмотрим еще, кто преуспеет в этой замечательной охоте.
Сын… У нее есть сын, она будет скучать по своему мальчику, и он будет скучать по ней… Да… Не так уж много времени Цирцея проводила со своим ребенком. Впрочем, всегда рядом были женщины, готовые заменить ее малышу мать. Нет, ее мальчик еще слишком мал, чтобы всерьез скучать по своей матери.
Поняв. Что даже материнский долг не держит ее в стенах монастыря, Цирцея, наконец, приняла решение выйти в свет, и скоро стала звездой на небосклоне светской жизни. Все было прекрасно, пока холодная красавица Цирцея не встретила мужчину, которого полюбила всем сердцем, и именно тогда она поняла: придирчиво выбирать достойного и любить – это вовсе не одно и то же…
- Так не может больше продолжаться, Цир! Я не хочу делить тебя с этими людьми, которые постоянно находятся рядом с тобой, эта твоя свита… Они ненавидят меня, потому что ты уделяешь мне больше внимания, чем им. Я готов убить их всех, и меня самого пугает такое желание…
Цирцея осторожно закрыла рот возлюбленного ладошкой:
- Я все понимаю. Я устала рваться между тобой и ними. Они, действительно, моя свита, мои декорации и статисты. Сейчас я еще не готова от них отказаться. Но я найду для нас возможность встречаться наедине, без свидетелей, поверь мне.
На лице Лина появилась усталая улыбка:
- Хорошо. Я верю тебе, дорогая… Просто…
- Я постараюсь. – Решительно пообещала Цирцея, и лицо ее вовсе не выражало радости воссоединения с возлюбленным. Необходимость прятаться по углам сильно портит радость даже самой пылкой влюбленности… Особенно если ты являешься ярчайшей звездой светского небосклона.
Курт ошеломленно замер на пороге библиотеки… Довольно часто и раньше дела не позволяли ему сразу же выйти к гостям, и в число таких гостей входила светская львица Цирцея. Она относилась к ожиданию стоически и даже равнодушно: позволяла провести себя в библиотеку, и там с головой уходила в какую-нибудь книжку (разумеется, легкое чтение, но никогда – любовные романы, которые, впрочем, трудно было бы отыскать в библиотеке одинокого мужчины), или лениво перелистывала листы тяжелых фолиантов, рассматривая иллюстрации. Так было всегда. Но не сегодня.
Сегодня Цирцея мерила библиотеку быстрыми, уверенными шагами, так не похожими на обычную плавную походку светской красавицы. Она так явно была чем-то обеспокоена, что Курт не счел нужным отвлекаться на приветствия, а сразу же поинтересовался:
- Что случилось?
Цирцея, находящаяся во время начала вопроса в дальнем конце библиотеки, резко обернулась с возгласом:
- Ну, наконец-то!
- Что-то срочное? – Уточнил Курт, уже понимая, что да, срочное. Рассказ Цирцеи о событиях последнего месяца не занял много времени. Поняв, в чем дело, Курт, в основном, был озабочен тем, чтобы не дать улыбке предательски расцвести на своем лице. Девушка переживает все слишком сильно. Вот и выдумала проблему. Чтобы жилось веселее… А на самом-то деле…
- И чем я могу тебе помочь?
- Ну… Мы могли бы встречаться у тебя… Если ты не против, конечно… - Цирцея внутренне сжалась, ожидая отказа. Действительно, разве Курт позволит бывать в своем доме незнакомому мужчине, может быть, и из хорошей семьи, но… Цирцея и сама-то не знает о Лине ничего, кроме того, что уже не может без него жить.
- Могли бы. Почему нет? Если ты доверяешь мне настолько, чтобы познакомить со своим возлюбленным – я не буду иметь ничего против. Дом большой.
Конечно же, Курту любопытно было взглянуть на того, кто сумел завоевать сердце «льдинки» Цирцеи. Но не говорить же об этом вслух, и не превращать себя, тем самым, из благодетеля в просителя!
Курт и Цирцея расстались. Вполне довольные жизнью и друг другом, чтобы снова встретиться как можно скорее. Цирцея решила, что она все-таки рискнет, и приведет Лина к Курту сама. Не стоит давать ему адрес и предоставлять возможность добираться самому… Может быть, потому. Что в том, аристократическом квартале, так хорошо охраняемом от хулиганов и убийц, случайного человека ожидали неприятности другого плана – буквально круглосуточное дежурство ведущие там папарацци, зарабатывающие на жизнь горячими снимками знаменитостей в неожиданных ракурсах, аристократические сутенеры аристократических шлюх, продавцы дорогого дурмана и прочие ловцы доверчивых душ с богатыми кошельками. За себя Цирцея не боялась, но вот Лин… Лин казался ей не слишком избалованным жизненным опытом юношей. Что же… Порой все мы кажемся не тем, что мы есть на самом деле.
Курт встречал гостей в холле. Первой порог переступила Цирцея. Влюбленность явно пошла ей впрок: и следа не осталось от ее вечного холодного высокомерия, сейчас девушка светилась от счастья и только что не порхала над полом. Когда Курт увидел, кто пришел с Цирцеей, с его лица свалилась обязательная приветливая улыбка, заготовленная заранее, уступив место искреннему недоумению.
Надо сказать, что обожаемый Лин, увидев друга и благодетеля Цирцеи, не смог сдержать невольного возгласа изумления. Услышав его недоуменное:
- Не может быть! – Цирцея резко обернулась к своему возлюбленному:
- Ты чем-то удивлен? Я же сказала тебе, что Курт с удовольствием примет нас у себя в гостях…
- Ты не называла имени, Цир. Такого совпадения я бы пропустить не смог. – Лин выдавил из себя улыбку. Улыбка эта была довольно растерянной, но все-таки это была улыбка, что говорило о некотором самообладании возлюбленного Цирцеи. Она лишь пожала плечами:
- Нет? Может быть. Но что изменилось бы, назови я тебе имя?
- Не знаю… Может быть, ничего. Но теперь-то точно изменится все. – В голосе Лина откуда-то появились усталость и обреченность. Цирцея вздрогнула:
- Да что, в конце концов, произошло? Лин, не молчи!
Лин взглянул в глаза стоящему у лестницы аристократу:
- Курт, ты ничего не скажешь?
- Ну… Я не ожидал увидеть с Цирцеей тебя. Но… Знаешь, нисколько не удивлен, что судьба свела вас вместе. Вы оба слегка сумасшедшие, не от мира сего. Осталось только надеяться, что вы нашли друг друга навсегда.
- Хорошее напутствие. Я тоже на это надеюсь, Курт. А теперь, пожалуйста, объясните мне, что здесь происходит! – Если Цирцея и была растеряна, то она умело скрыла свою растерянность. О, ее научили владеть собой в любых ситуациях, и даже когда с ситуацией еще вовсе ничего не ясно.
Курт пожал плечами. Он нисколько не сомневался в самообладании Цирцеи. Но понравится ли ей то, что она сейчас так жаждет узнать? Все будет зависеть от того, насколько сильно уже Цирцея успела привязаться к Лину…
- Я все расскажу, Цирцея. Наша с Лином странная таинственность, как ты ее могла бы охарактеризовать, объясняется просто некоторым замешательством… Давайте пройдем в мой кабинет и обсудим свои дела за чашечкой кофе… И, может быть, даже не одной, потому что разговор, скорее всего, окажется долгим. А ты, брат, - обратился Курт к Лину, - сможешь, наконец, осмотреть мой городской дом. Ты же хотел, да все времени не находилось.
- Да, брат. – Кивнул Лин, потом обернулся к Цирцее, - Пойдем, Цир.
Цирцея медленно переводила взгляд с одного на другого:
- Вы – братья?
Ответа она не дождалась. Лин лишь загадочно улыбался, а Курт молча пошел вперед, и Цирцее не оставалось иного, кроме как последовать за Куртом. Когда они удобно расселись по креслам с чашечками кофе в руках, Курт сказал:
- Да, мы с Лином братья. Я старше, как ты можешь догадаться. У нас с ним разные матери, но один отец. Но это, полагаю, не самое главное, что я должен тебе рассказать. Я никогда не говорил, а ты не спрашивала… Но теперь отступать некуда. И я, и Лин являемся принцами правящего герцогского дома, наш отец – великий герцог, то есть, номинально – глава этой страны…
Цирцея не показывала эмоций, хотя внутри нее все бурлило и кипело. Принцы короны… Да, Цирцея никогда не спрашивала у Курта о его положении в обществе, хотя и понимала, что в монастырь кого попало не пустят. Курта она считала человеком достойным… Но вовсе не принцем-наследником, каковым он оказался!
- Ну… Я поняла, кто ты, Курт. И даже догадалась, что в монастырь тебя привело вовсе не праздное любопытство… Ведь принц-наследник еще не женат?
- Да, именно. Я должен найти и взять в жены женщину, достойную быть главной женщиной правящего дома.
- И какими тебе показались женщины из монастыря?
- Они прекрасны, полны достоинства, и каждая из них могла бы стать мне хорошей женой, потому что все они знают, что такое долг и необходимость. С одной из этих дам я даже подружился, и понял, что тот, кто разбудит страсть в сердце любой из этих монахинь, станет очень счастливым человеком, и очень несчастным станет тот, кто женится на любой из них без любви.
- Почему ты не женился на этой своей подруге? – Взволнованно спросил Лин. – Отец, того и гляди, потеряет терпение…
Курт печально улыбнулся:
- Потому что я не разбудил сердце Цирцеи, братишка. А я видел, как жестока она может быть к тем, кого не любит. Мы подружились, и это прекрасно. Я не теряю присутствия духа, и надеюсь, что когда-нибудь в монастыре Слез Невинных появится новая послушница, которая полюбит меня, а я ее… Бывают же чудеса, да, брат?
Лин на ощупь нашел руку Цирцеи, сжал ее и ответил очень тихо:
- Да, бывают.
Однако Цирцея не собиралась останавливаться на достигнутом. Принцы из правящего дома тоже имели право на частную жизнь, поэтому подданные знали в лицо лишь правящую венценосную пару: великого герцога и великую герцогиню, а их отпрысков знали только по именам. Но иногда и знание имени значит немало:
- Хорошо, с Куртом все понятно. Но я что-то не припомню среди принцев дома ни одного по имени Лин. Или… Ты бастард? – Вопрос вырвался у Цирцеи быстрее, чем она смогла подумать, а не оскорбит ли Лина такой вопрос. Судя по тому, что на лице у ее возлюбленного появилась открытая, прямо-таки детская улыбка, вопрос его не оскорбил. Зато в голосе Курта звучала настоящая обида за брата:
- Ну, почему же сразу – бастард? У нашего отца пятеро детей, четыре принца и одна принцесса. Со мной мы уже разобрались, я – принц-наследник правящего дома. А это, позволь тебе представить, третий принц дома, Лореллин.
Цирцея вздрогнула. Не то, чтобы она никогда не слышала о золотоволосом красавчике Лореллине… слышала, и даже слишком много всего. Свое имя он получил за золотые волосы, и голубые, как небо, глаза.
От природы юноша точеным сложением, смазливой мордашкой, независимым нравом и цепким, пытливым умом. Наверное, судьба зло пошутила над окружающими, когда ко всему этому наградила Лореллина еще острым языком и независимыми суждениями. Это был самый прекрасный и самый несносный принц правящего дома. Он презирал вечно окружающих всех принцев детей аристократов и искал себе приятелей на стороне, выбирая их по личным качествам, а не по положению в обществе.
Больше прочих страдали от колких насмешек принца аристократские дочки. Прекрасный златокудрый юноша был ценной добычей, но приручить такого редкого зверя было куда как нелегко. В конце концов великий герцог уже отчаялся и махнул на сына рукой... И вот этого-то красавчика угораздило полюбить Цирцею...
На лице светской львицы появилось выражение странной мечтательности:
- Значит, ты – тот самый Лореллин? И как ты оказался на улице с флейтой? У отца наконец-то лопнуло терпение, и он выставил тебя из дому?
Лин отрицательно покачал головой:
- Нет, у нашего отца терпение поистине безграничное. Простоя я как-то слишком устал от своей повседневной компании и решил на время сменить обстановку. И ни на миг об этом не пожалел...
- Знаешь, я не представляю, как мы с тобой могли не встретиться. Мы же созданы друг для друга.
Лин вздохнул:
- Конечно, все это так... Принц дома и светская дама, богатая наследница, ищущая себе мужа... Ты не представляешь, как я ненавижу сопровождающие тебя оценивающие, сальные взгляды... Сколько я смогу выдержать эту пытку? Я хочу, чтобы ты принадлежала мне, мне безраздельно!
Цирцея, как истинная женщина, решила, что в этом случае усложнять ситуацию ни к чему, и с дивной непосредственностью предложила:
- А ты на мне женись. Сразу же все соперники уйдут в неведомые дали.
От такого предложения и Лин, и Курт на некоторое время онемели. Наконец, Лин, справившись со своим изумлением, спросил, все еще не веря своим ушам (уж слишком просто сбывалась такая мучительная для него любовь):
- И ты выйдешь за меня замуж? Зная все то, что говорят о принце дома Лореллине?
Цирцея как будто на мгновение задумалась, а потом легко кивнула:
- Ну да. А что делать, если я полюбила тебя, а ты оказался принцем дома Лореллином?
- Ты смелая женщина, Цир. – Резюмировал Курт все еще растерянно. Ему не верилось, что какая-то женщина покорила сердце брата настолько, что Лореллин готов даже на ней жениться. Цирцея кивнула:
- Возможно. Но, Лин, не ты один умеешь делать сюрпризы... Не спеши предлагать мне руку и сердце, подумай... И еще... Я никогда не была замужем, но у меня есть ребенок. Мальчик...
Лицо Лина менялось стремительно. Изумление, ошеломление, но не намека на брезгливость. В голосе звучала явная растерянность:
- Для молодой матери ты прекрасно выглядишь. А он красивый, твой сын? Как ты?
- Красивый. Он славный малыш, совсем не капризный. Правда, женщины в монастыре совсем избаловали его...
- Прекрасно. Беру вас обоих, и закроем эту тему. Курт, будь добр, позвони отцу, скажи, что завтра я приеду к обеду и представлю семье свою невесту.
Курт хихикнул:
- А почему ты сам не хочешь этого сделать?
- Боюсь, старик или не поверит, или лишится памяти от счастья. А заодно, для солидности, можешь сказать, что ты мне ее сосватал. Тогда отец точно тебе поверит.
- Ну... Хорошо. Жаль, я е увижу лицо отца, когда он услышит эту новость.
Великий герцог стоически перенес весть о женитьбе своего третьего сына на светской львице с ребенком, а, познакомившись с Цирцеей, и вовсе перестал сомневаться в выборе сына. Цирцея будет прекрасной женой для принца, а ребенок в доме, может быть, сделает Лореллина серьезнее.
Свадебная церемония была пышной и красивой. Свидетелем со стороны жениха был наследный принц Курт, свидетельницей со стороны невесты была монахиня из монастыря «Слез невинных», которая не так давно спасла две жизни: жизнь той, кого сейчас называют Цирцеей, и ее ребенка.
Что бы там ни говорили о причинах, побудивших холодную красавицу и слишком разборчивого принца соединить свои судьбы, все они все они были немножко правы и немножко не правы. Конечно, принцу нужна была рядом с ним стерва, и девушки аристократки были для него слишком хорошо воспитаны. Конечно, Цирцее надоело покорять сердца простых смертных, и только принц сумел добиться от нее взаимности. Но только... Сплетники забывают о том, что любовь сметает все преграды со своего пути.
И, конечно же, никто не удивился тому, как радушно Цирцею приняли в герцогскую семью. У нее было такое огромное приданное, а лишние деньги еще никому не мешали. Но вообще-то... В монастыре Цирцее дали не только несметное богатство, но и умение всегда оставаться настоящей леди.
-
-
07.12.2007 в 16:25Но - любуюсь и восхищаюсь такими вот "настоящими леди" - но никогда не хотела б такой быть..
-
-
07.12.2007 в 16:31-
-
14.12.2007 в 15:18Да я таких в жизни вообще не встречала..
-
-
14.12.2007 в 15:20